— Я до Якутска не дотяну.
— Сколько?
— Верст сто…
— Лети, куда дотянешь.
— Сейчас на связь вызовут.
— Откуда?
— Из части. Там остальные сидят у диспетчера.
— Молчи. Только молчи. Говори, что в салоне один. Что ждешь. Или убьем.
Я спрыгиваю на землю. В зимовье я никакого рюкзачка не видел.
Осматриваю все еще раз, переворачиваю трупы, перетерпев омерзение и ненависть, лезу в карманы Амбарцумова, нахожу бумажник, в нем деньги. Очень много денег. Он должен был расплатиться за все. Опять «Юрвитан» выплачивает мне суточные и прогонные. Еще я нахожу сумку. В ней разобранная снайперская винтовка, какая-то игрушечная, с глушителем, патроны в коробке. Беру и это. Еще здесь гранатомет. Шайтан-труба. Лежит себе под нарами. Выхожу на воздух и опять блюю.
— Летим, — орет полковник из вертолета, и лопасти уже раскручиваются, рычит машина, хочет убраться с поганого места. Тело уже без бронежилета, жалкое и неуклюжее, полковник сбрасывает вниз. Я бегу туда, где лежат штабелем романтики невидимых фронтов, и начинаю раскручивать спираль, все шире и шире, опять орет Левашов, бесится, но вот он, рюкзачок, скатился под горку, почти неразличим на мху, как будто кочка рыжая и никчемная. Каприз природы.
Мы поднимаемся резко, отчаянно, внизу последний приют наш на этой территории, а вот и объект, городок, часть…
… — Может, вернешься, полковник? У тебя же жена там есть?
— А как же? Потому и не вернусь…
А объект все же бомбят. Заходят раз за разом два звена и сносят красивые домики со всем скопившимся добром и злом. Это так неправдоподобно и неожиданно, что мы не верим, но видно отчетливо, как взлетают балки, кирпичи и прочее, такое надежное и комфортабельное, но уже выходит наша машина на курс и теперь видна по другую сторону бетонка, по которой движется колонна машин, а впереди БТРы. Мы уже не увидим, как несколькими часами позже расцветет над пожаром и суетой прекрасный и злой цветок плазмоида, устраняя свидетелей происшедшего. И только колонна мертвой техники останется на бетонке.
Мы садимся у дороги на Якутск. До города семьдесят километров.
— Живи, парень, — разрешает Левашов летуну. Только разбивает рацию, а радиобуй он выбросил еще у зимовья. Левашов человек основательный. Сам не пропадет и другим не даст. А главное, материальную часть знает. Настоящий полковник.
Мы останавливаем серую «Ниву». Я забираю сумку со снайперской винтовкой, автомат, хочу взять гранатомет, но Левашов не разрешает:
— На кой он тебе? Ты из него и стрелять-то не умеешь. Еще в меня попадешь… Тебе гарпуном сподручнее… Мемуары не забудь.