— Он обратился.
Джастин видела недоумение в глазах матери и понимала, что она с трудом принимает новости. Сын, которого она растила протестантом, внезапно стал католиком.
— Должно быть, он очень сильно любит ее, — задумчиво проговорила Оливия.
— Думаю, да.
— Значит, другими словами, мой сын и эта молодая девушка, которую я не видела ни разу, поженились по традициям католицизма и ни слова не сказали никому из пашей семьи?
— Да, — подтвердила Джастин.
— Почему?
— Джеймс хотел, чтобы вы с папой были там. — Джастин на мгновение затаила дыхание. — Но он боялся, что вы не одобрите этого.
— Господи, почему? Потому что Селина — латиноамериканка? Джеймс, должно быть, плохо нас знает.
Джастин пожала плечами. Она не была согласна с тем, как поступил брат, но сейчас слишком поздно что-то менять.
— Когда я познакомлюсь с ней?
— Мам, это еще не все.
Оливия поставила чашку обратно на блюдце.
— Селина беременна?
— Наконец-то, мам. Тебе потребовалось слишком много времени, чтобы догадаться.
— Я сама говорила с Селиной, — радостно проговорила Джастин. — Похоже, она довольна. Джеймс с ума сходит по ней, и я уверена, что она будет хорошей женой.
— Как давно? — Мать выглядела не настолько уверенной, как Джастин.
Это и была самая худшая часть.
— Ей рожать через четыре месяца.
— Четыре месяца, — эхом отозвалась Оливия. — Я буду бабушкой через четыре месяца?
— Похоже на то.
Ее мать не проговорила ни слова следующие несколько минут, затем ее глаза заблестели, и Джастин поняла, что Оливия вот-вот заплачет.
— Мам, тебя так волнует, что ты станешь бабушкой?
Оливия покачала головой и промокнула глаза салфеткой:
— О нет… Я просто очень хотела бы, чтобы у сына хватило смелости рассказать мне все самому.
— Сейчас он ждет твоего звонка. — Джастин крепко прижала Оливию к себе, и они постояли минуту в тесном объятии. — Хочешь, я наберу номер?
— Пожалуйста, — кивнула Оливия.
Сесилия приехала на работу в пять — на час раньше того времени, когда начиналась ее смена. Но бар уже начинал заполняться людьми. Она опустилась на обитый тканью стул, надеясь, что ей представится возможность поговорить с отцом.
— Как дела, ребенок? — послышался с противоположной стороны стойки голос Бобби Меррика. — Может, чего-нибудь выпьешь?
Сесилия ненавидела, когда он начинал общаться с ней как с клиентом.
— Хорошо, может, чашечку кофе?
— Уверена, что не хочешь ничего покрепче?
— Абсолютно.
В определенных вещах ее отец так и не повзрослел — он продолжал одеваться и вести себя как подросток. У Бобби были седеющие волосы длиной до плеч, и его гардероб состоял из футболок бешеной окраски, которые он носил вместе с джинсами. Это не беспокоило Сесилию, но бывали времена, когда она нуждалась в зрелой поддержке отца. Этот вечер был именно таким случаем. Отец принес ей чашку остывшего черного кофе, подождал, не подойдут ли еще клиенты, а после вернулся и сел рядом с дочерью.