- Спасибо за ласку. Бабам слаще меда такие слова.
- Слаще, когда милый говорит,- быстро уточнила Катя.
- Говорят, а потом забывают.
- Нет, Митя тебя всегда любил.
- От любви не загуливают, как он загуливал.
- Прости его. Мучается он теперь.
-- А тебе вроде бы жалко его?
- Жалко!
- Добрая, что ль?
- Как отвязанная ты от него.
Феня усмехнулась.
- Отвязанная или привязанная, а муж он мне - вот и все.
- Не серчай,- с примиряющей лаской сказала Катя.
- В чужой жизни все разбираемся.
- Зачем я сказала?
- Не переживай.
- Ведь сказала я так, чтоб особенно ты не винила его.
- А себя винила бы?
- Не так, не так мы с тобой говорим. Феня, милая,- и Катя обняла ее, прижалась к ней, чтоб успокоить.- Не со зла сказала, а для улыбки твоей перед Митей. Как же это одного винить, раз жили вместе.
- Ладно. Может, поеду к нему,- и пристально пригляделась к Кате, заметила, как тронулась от улыбки ямочка на ее щеке. "Как улыбка-то у них похожа",- подумала Феня о Кирьяне и сказала:-Хочешь, косынку тебе подарю, зеленую с красными маками? Наденешь, когда Федя приедет.
- Что еще будет, Феня?
- Уедешь с ним. А летом - сюда купаться, загорать.
Красота! Все помаленьку разъедутся,-сказала Феня, с задумчивостью оглядывая отстающую от телеги ветлу, которая все дальше и дальше уходила в поля и вот замглела в тумане, как мглело сейчас прошлое перед Феней, от которого, казалось ей, уезжала она.
Тихо-тихо идут кони, задумались и вдруг вспрянули от песни.
Никита запел.
Голос хрипловатый, с притаенной угрюминкой, не напрягаясь, пел, как это бывает, когда поют в лад неспешливой работе.
Эх, да никто не придет,
Никто не заплачет.
Кирьян подхватил, горячо загоревал в печали этой песни его голос.
Никто не заплачет
Над моею могилой...
Один пел с какой-то хмурой покорностью перед судьбою, а другой - со всей молодой силой звал, чтоб было не так, как в песне, чтоб пришел кто-то, не забывал про горько забытого.
Над моею могилой
Слезу не прольет.
Феня и Катя молча слушали: мужская песня, солдатская.
"Нет, пет, я пришла бы, пришла бы",- уверяла когото Катя с мокрыми от слез глазами.
"Вот и печаль, а красота-то какая",- думала Феня, и не верилось, что пели это знакомые ей люди.
Кирьян шел рядом с телегой, держась за гребенку.
Никита сидел спиною к нему, как-то сгорбясь криво.
Трепетало в полях заревцо от костра ночного, там человек на коне поднялся, стоял неподвижно, прислушиваясь к песне, как вещий и грозный призрак этих полей, в зеленых безднах которых тлеют кости и железо былых нашествий. Жадно росил ветер, горюнил с песней: