Он молча сел на табуретку перед столом, не взглянув на Строикова: ничего хорошего он не ждал от его приезда. Понял, что-то случилось, раз вспомнили вдруг о нем.
- Жену твою видел недавно. Одна живет,- сказал Стройков.
Понуро сидел Митя. Только стол разделял его и Стройкова. А казалось, сидели они по краям большого поля, через которое запрещен проход. И вот с того края, где был Стройков, доносился его голос.
- Кое-какие и новости на хуторе.
Митя вдруг с жадностью глянул на папиросы.
- Кури,- сказал Стройков.
- Разреши одну.
Митя зажег спичку. Рука чуть тряслась. Закурил, и дымок папироски обдал тоскою напоминания о прежнем. По утрам особенно пахуч дымок, потому-то и вспомнилось сырое от росы в шафрановом солнце крыльцо и пар над лугом, и это прошлое перешло в мечту, которую, может быть, встретит он в будущем.
- Меня всякие новости теперь не интересуют,-сказал Митя.
- Что так?
- Растрава одна.
Листок бумаги и карандаш лежали перед Стройков ым.
- Списать что-то с меня приехал? - спросил Митя.
- Жалел я тебя, когда тебя везти пришлось,- чуть в сторону отвел разговор Стройков: хотел еще что-то понять, приглядеться, прежде чем брать за душу страшным подозрением.
Митя усмехнулся.
- Помню, как жалел. В уборную под револьвером водил.
- А ты что же хотел? Не водил бы я тебя, свои бы деньги пропил, а то ведь казенные. Да за это прежде кнутом на каторгу гнали. А тут еще, гляжу, кажется, с маслом вас кормят. Совесть-то была, когда в горло лил?
Народную, кровную копеечку пропил. От себя ее отрываем детей учить, заводы строить. Вон какая землища!
Засеять, одеть, накормить как следует и уберечь ее от врагов. Ведь растерзают-под ворота к Михельсопам пойдешь... с протянутой рукой. Свое советское - беречь надобно. Свое!.. Вот и подумал бы. Ведь тебя, щенка, десять лет на эту самую кровную учили. Здесь отрабатывай пропитое. И еще вернуть, по совести, должен бы за школу. На хрена же деньги потратили, раз ты главному не научился. Честности! Себя и Еипи и никого более.
- Да, это так. Нс оправдываюсь и никого не виню.
Прежде чем кого винить, надо сто раз отмерить с териением, и то ошибиться можно. Вина лишь за вину, а с чего она пошла, на это и меры не хватит до самого дна промерить.
- Знакомая песенка: винить жизнь. Так живи, чтоб потом не искать вину в своей жизни.
- Знать бы, где оборвется.
- Ты будто не знал.
Митя в пальцах растер жарок окурка.
- Кто что знает?
- Или не знает, что творит убийца? Жизнь не вернешь, а руки не отмоешь. К стенке вон! Не смей так говорить.
Митя посмотрел на листок бумаги, на карандаш в руке Стройкова: сейчас начнет, погонит, как в сеть, про которую узнаешь, как запутаешься в ней... Где эта сеть?