После такого вступления все с любопытством ждали, к чему подведет Никита.
- А вот как жизнь-то завернула - человека убил,- сказал вдруг он.
- Болтаешь ты,- произнес Новосельцев.
- Митя Стройкову во всем признался, сын родной.
Чего уж тут. У Стройкова, уважаемый, не сорвешься.
- А я не верю. По душе Федора Григорьевича не верю. Даже подозревать его в этом нельзя,-сказал Родион Петрович.-Душа его - свидетель. Не он!
- Как это вам поверить? Вам в это и поверить нельзя,- сказал Никита.
- Это почему же?
- Не на праздниках об этом говорить.
- Говорите. Что есть. Прошу.
- Да я и не вспомнил бы. Но вы тут про своего племянника заговорили сынка уважаемой вашей сестрицы и Дементия Федоровича. Как он, Демснтий-то Федорович, с Жигаревьш рыбку ловил, когда гостить приезжал.
- У них старая дружба была,- сказал Родион Петрович.
- Да какая! Бывало, Дементий-то Федорович от своей военной обмундировки и сапожки ему пришлет, хромовые, на лосиной подкладке. Носи да форси. Три пары лежало. Зато и встречал он его, как брата родного. На бережку усядутся с мадерцей. А вокруг мадерцы чего только нет! Колбаска всякая, икра. И вы, и вы, Родион Петрович, рядышком. Вот и поверить вам нельзя, что Федор-то Григорьевич убийца, дружок зятька вашего. Не видать чего-то его третье лето? Слышал, будто ГПУ забрало?
- Это вам, как вижу, очень хотелось сказать! - проговорил Родион Петрович.-Сожалею, что не могу вам ответить.
- Простите, не придумал, а что есть говорю. Вы правду-то с законами и сами любите. Глухарика какогонибудь в лесу уж не тронь. Он для вас дороже человека.
Глухарик улетел, а с людьми жить надо.
Новосельцев встал.
- Никита Васильевич, а не просвежиться ли тебе в Угре? Разреши, поможем тебе всей компанией. Это нам труда не составит разок-другой окунуть тебя.
Никанор сразу поднялся, учуяв, что ссора угрожает празднику.
- А вино-то, гости дорогие, скучает. Выпьем-ка за наш лес, чтоб век стоял соснячками да березничками и чтоб всякая малая птаха в нем и тихая былинка радовалась.
Никите стакана не хватило, этого как-то никто не заметил, и, постояв мгновенье в одиночестве, когда все чокались, он сказал:
- Никанор Матвеевич, Гордеевна, прошу вас с детьми и всех за моим застольем посидеть.
Хотел ж было идти он.
- Спасибо,- сказала ему Гордеевна. Глянула - все чокаются, а Никита так стоит. Как же это она так проморгала?.. И с поклоном, будто ничего и не случилось, поднесла свой стакан Никите,-Не обижайте уж нас, выпейте с нами, Никита Васильевич.
- Век вашу заботу не забуду,- сказал он так, что и понять было невозможно: благодарил или грозил, что у чужого застолья словно выпросил этот стакан.