.
Когда Альенди попытался нанести мне несколько ударов, я все-таки не удержалась от смеха. Ничего возбуждающего здесь не было. Только моя гордость могла пострадать. Я смеялась нелепости, нереальности происходящего. Когда меня бил отец, это было по-настоящему. Мать обычно рыдала в соседней комнате. Я отказывалась плакать.
Альенди сказал, что изорвет меня в клочья, что я буду ползать на коленях, молить о пощаде и делать все, что он прикажет. Но плеткой он коснулся меня лишь несколько раз, а потом я оказалась там, куда он не мог дотянуться. Он подумал, что я с ним играю.
И тогда он произнес фразу, уж точно из грошовой книжки: «Можешь кричать во все горло, никто не обращает внимания на крики в этом доме». После такой классики я расхохоталась вовсю, а он решил, что таким образом я его дразню и подзуживаю.
Незадолго до этой нашей встречи Альенди жаловался мне на монотонность своей работы: ему надоело наблюдать человеческие существа, похожие одно на другое, с одинаковой реакцией, с одинаковым поведением. Я вспомнила об этом, когда удары плеткой разогрели мое тело, faute de mieux[94].
Альенди выглядел довольным. И твердил, что чувствует себя прекрасно, что все получилось чудесно, что он знал, что мне это нравится, что это «разбудило в нем дикаря». Un sauvage pour rire![95]
Мудрец, будящий в себе дикаря при помощи плетки!
Но я вела себя так хорошо, что в такси он почувствовал возвращение «страсти» (выражаюсь в общем и целом) и весь расцвел. Сказал, что никому и в голову не могла прийти такая сцена, никому. Даже моему отцу! Эта мысль привела его в восторг. Бедняжке Альенди было невдомек, что если я и желала чего-то подобного, так это было желание подвергнуться истязанию плоти настоящей страстью, стать рабой только подлинного дикаря. А Альенди произнес с довольным видом: «От этого у тебя голова должна пойти кругом».
Насмеявшись, мы стали серьезными.
— Вопрос в том, — сказала я Маргарите, — умирают ли сегодня мужчины оттого, что вторгаются в источники жизни или же они вторгаются туда оттого, что чувствуют себя мертвыми и хотят оживить себя, пусть даже искусственно.
Маргарита и мастер
Минотавр не смог преодолеть искушения! Бедный доктор Альенди нарушил-таки нерушимое для каждого классика психоанализа табу: он вступил в интимную связь с пациенткой.
Ну да, ведь Маргарита стала его пациенткой раньше, чем Анаис; но с Анаис у него, судя по «Дневнику», только намечался роман, а с Маргаритой, оказывается, осуществился.
Но не кажется ли вам, читатель, что «стратегия» Маргариты С. очень похожа на стратегию в конструировании своей лжи? Представляла себе, что будет она чувствовать, если все, что она готовится придумать, произойдет на самом деле? Маргарита С, дурача доктора Альенди, сама начинает верить в свою ложь. Но ведь мы знаем, что Маргариты С. не существовало, наша мастерица создала ее, чтобы на ее плечи взваливать ношу других. И то, что Маргарита С. рассказывает о своих отношениях с доктором Альенди, — это Анаис рассказывает нам о развязке романа со своим исцелителем.