Я ничего не ответил. Голос Макса стал мягче.
— Она сказала, что у тебя неразделенная любовь, — сочувственно произнес он.
— Я был пьян, — ответил я.
— Она забыла имя этой девки, — добавил Косой. — Кто-нибудь, кого мы знаем?
— Слушай, Косой… — зарычал я.
— Заткни пасть, Косой, — посоветовал Макс. — У Башки неразделенная любовь. Ну так что? Значит, такая у него судьба.
Он налил мне двойное виски. Я выпил, и мне стало немного лучше. Я сел к столу, и Макс налил мне еще. После второй порции мой взгляд на мир изменился, и я улыбнулся Косому. Он хлопнул меня по спине.
— Башка, ты ведь знаешь, что я всего лишь шутил, — извиняющимся тоном сказал он.
— Да, так мне и надо. Я действительно прошлой ночью вел себя как идиот.
— Она, наверное, красотка? — осторожно улыбнулся Косой.
— Да, она красотка, — охотно согласился я.
— Вот ведь странно, — промурлыкал Макс, — что такой парень, как ты, знающий цену женщинам и изучивший их вдоль и поперек, вдруг втрескался подобным образом. — Он недоуменно встряхнул головой. — Сколько у тебя было женщин, Башка? Если начинать счет с Пегги? — Макс рассмеялся над своим вопросом.
— Не умею считать такие большие числа, — смущенно ответил я, пожимая плечами.
— Как и все мы, — ласково пробормотал Макс. — Ну ладно, к черту все это. Ты давно уже должен был понять, что женщина — это всего лишь женщина, тогда как… — он прервался и затянулся сигарой, — хорошая сигара — это настоящее наслаждение.
— Кто-то уже говорил это до тебя, — спокойно заметил я.
— На самом деле? — недоверчиво протянул Макс. — Парень, который это сказал, должно быть, был таким же умным, как я. — Он добродушно хохотнул и, растянувшись в кресле, начал пускать в потолок колечки дыма. Немного погодя он заговорил, обращаясь к самому себе: — Умные парни вроде нас должны понимать это лучше всех остальных. У нас было такое количество всевозможных девок, что мы-то знаем — как их ни верти, всегда будет одно и то же… — Макс запнулся и напряженно уставился на поднимающийся к потолку сигарный дым. Он не мог найти нужного слова. Затем он взглянул на меня: — Верно ведь, Башка? Женщина — всего лишь женщина. Как ее ни верти, всегда будет одно и то же.
— Не всегда, — небрежно ответил я. — Если ты начнешь вертеть гермафродита, то, пожалуй, можешь очень сильно удивиться, а, Макс?
Макс задумался и, видимо, представив себе картину, заливисто рассмеялся.
— А что такого есть у гермафродита? — спросил Косой.
— Все! — со смехом ответил я. Этот смех и несвязные рассуждения Макса о женщинах вообще повлияли на меня благотворно. Я сидел, курил и занимался самостоятельным восстановлением формы. Что за дурацкое чувство эта моя так называемая любовь к Долорес? Я не мог дать четкого определения и попробовал разобраться с этим чувством так же, как поступал со всеми остальными. Бывали дни, недели и месяцы, когда я ни разу не вспоминал о ней. А когда вспоминал, то почти всегда мог придать своим мыслям нужное направление или просто выбросить их из головы. Лишь изредка, как в этот раз, когда она позвонила Мои, ее голос или вид производили на меня сверхъестественное воздействие. Высвобождали во мне какую-то неконтролируемую силу. Самым лучшим будет никогда не слышать ее, или о ней, или о чем-нибудь, связанном с ней. Пошла она к черту для нашего общего блага. Макс взглянул на часы.