— Эй, Башка, возьми себя в руки, — произнес знакомый голос. Это была Элен. Я не знаю, как долго она сидела рядом и наблюдала за тем, как я плачу. Она вытерла мне лицо салфеткой.
— От алкоголя и меланхолических песен тебе будет только хуже. Они, словно ветер, лишь раздувают сжигающий тебя огонь. Ты неплохо поплакал, а теперь тебе надо погасить то, что жжет тебя изнутри. — Она потрепала меня по щеке. — Ты сам знаешь, что здесь может помочь симпатичная девочка. Я удивлена, что ты в таком состоянии. Хочешь, я подыщу тебе прелестную крошку?
— Нет, — пробормотал я. — Я справлюсь сам.
— Тогда лучше иди, подыши свежим воздухом. Оттого что ты болтаешься здесь, тебе может стать только хуже.
— Да, — пробормотал я. Не глядя, я достал из кармана купюру, швырнул ее на стол и вышел из бара:
Когда я двинулся вдоль по улице, ко мне пристроилась какая-то девушка. Улыбнувшись, она сказала:
— Добрый вечер, мистер. Ищете, где бы хорошо провести время?
— Ты Долорес? — спросил я. Она улыбнулась и понимающе кивнула:
— За десять долларов я буду для вас вашей Долорес.
Она подхватила меня под руку и отвела к себе, в небольшой отель на Сорок седьмой улице.
В ее объятиях я вновь разрыдался:
— Долорес, Долорес, я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя!
Воображая, что нахожусь с Долорес, я занимался любовью с десятидолларовой заменой. Но после, когда я заплатил ей больше, чем она просила, я почувствовал себя совершенно разбитым. Я ушел от нее, испытывая отвращение к самому себе за то, что осквернил воспоминания о Долорес.
Я выглядел растрепанным и помятым, когда следующим утром появился в нашей комнате у Толстого Мои. Мой приход прервал общий разговор присутствующих, и я подумал, что речь шла обо мне.
— А мы только что вспоминали тебя, Башка, — насмешливо улыбнулся Макс.
Значит, я был прав — они обсуждали меня. Обсуждали за моей спиной.
— Что же вы вспоминали? — проворчал я.
— Ты выглядишь как жертва кота, поигравшего в кошки-мышки, — сказал Косой и с глупой ухмылкой описал вокруг меня круг, демонстративно разглядывая со всех сторон. — Да и пахнешь ты, как вполне дозревший, — добавил он и начал громко принюхиваться. Меня это начало раздражать, и я зло посмотрел на него.
— Кончай паясничать, Косой! — рявкнул Простак.
— Отвяжись от Башки, — с упреком добавил Макс и взглянул на меня с сочувственной улыбкой. — Ты был вчера вечером в забегаловке на Пятьдесят второй улице?
— И что? — спросил я.
— Вот. Это вернула Элен. — Он протянул мне тысячедолларовую купюру. — Она сказала, что ты оставил ее на столе. Ты был не в себе и рыдал о какой-то девке.