– Д-да, – с трудом ответил парень. – И пусть оно остается тайной.
«Тяжело тебе. Скорее умрешь, чем позволишь кому-либо узнать… Тяжело».
– Заткнись, – огрызнулся Ален. – И отверни от меня свою рожу.
Къяр умолк и лег поближе к магу, закрывая с подветренной стороны.
«Прижмись к моему боку. Быстрее согреешься».
Волшебник подполз к коню и прижался спиной к его горячей шкуре.
– Я ошибся, приняв это тело, – проговорил он. – Ошибся, согласившись принять эту жизнь. Тебе, Калигул, дали обещанное тело и изменили его должным образом. Меня же обманули. Заведомо обрекли на суррогат существования. – Он дрожал, слова лились сами собой. – Ты, разумный, без остатка вытеснил прежнего хозяина тела, если он вообще был. А я… Понимаешь, человек, как и любой истинно разумный, силен. Этот человек обладал незаурядным умом и несгибаемой волей. Теперь же… – Он умолк и сглотнул комок в горле. – Теперь я один. И не знаю, что делать дальше. – Маг зевнул и лег, заворачиваясь в плед поплотнее. – Да зачем я тебе все это рассказываю… Не обращай внимания. Это ничего не значит, так, бред изгнанника…
«Спал бы ты уже».
Мысль къяра было последним, что долетело до засыпающего сознания.
…Он не мог вдохнуть. Пытался и не мог. Кровь заполняла рот слишком быстро. Он полз. Полз по трупам. «Жить… Жить…» – эта мысль была единственной в замутненном сознании. Невозможная боль мешала двигаться.
– Хе, этот живой!
– Дай-ка посмотрю…
Его перевернули на спину. Кровь немедленно залила рот, и, чтобы не захлебнуться, Ален повернул голову вбок. Сквозь пелену он разглядел над собой двух огромных воинов со знаками различия нимадоргской армии.
– Живучий парнишка! – Воин постарше, склонившись над маленьким магом, потер заросший подбородок. – И как это ты еще дышишь? А ведь еще совсем мальчик, молоко на губах не обсохло.
– Да добей ты эту сильенскую тварь! – плюнул второй, довольно молодой, воин.
– Подожди, Бриат. Это не рядовой… – Воин наклонился к Алену поближе и спросил на сильенском языке: – Ты меня слышишь, малыш? Ты ведь офицер? Хочешь жить, а, паренек?
Ален боролся за каждый вдох, судорожно заставляя свое сердце биться. И все-таки он нашел в себе силы ответить на нимадоргском:
– Смерть… ничто… освобождение…
– Что там бормочет эта сильенская свинья? – грубо спросил тот, кого назвали Бриатом.
– Говорит, что не боится смерти, – нехотя ответил воин.
Ален разглядел в лице склонившегося над ним нимадоргца острую жалость и искреннее восхищение.
– Передай… своему… другу… что он… сам… свинья… – Синие глаза, замутненные пеленой агонии и боли, без страха смотрели в карие глаза нимадоргца.