– Это не больно. Просто ложитесь и закройте глаза. Я прилеплю маленький датчик и задам несколько вопросов.
Неприятный писк заставил ее заткнуться. Женщина-губка встала со стула и открыла дверь. Потом она вышла, а вместо нее зашел капитан в белых ботинках и папа.
Папа сразу же с порога подмигнул. Это внушало надежду на скорое освобождение, поэтому Маруся подмигнула ему тоже, чтобы показать, что она в порядке и не стоит волноваться.
– Ты как?
Маруся улыбнулась.
– Мы восстановили запись видеокамеры из магазина напротив. При развороте она захватывает кусок аптеки…
Папа выдержал паузу и посмотрел на капитана, будто ожидая от него продолжения рассказа, но капитан молчал, насупившись, словно кто-то серьезно его обидел.
– Ну, в общем, видно, что когда ты ушла, аптекарь был еще жив.
– А они не могли восстановить эту запись раньше?
– Ну, тогда бы им некого было задерживать.
– Я уже объяснял… – наконец-то вступил в разговор капитан, – что сегодня были повышенные меры безопасности. Вы сами видели, что…
– Что видел? Толпы фанатов?
Маруся вспомнила, что в зале ожидания и правда толпились какие-то странные люди с плакатами, но в тот момент ей было не до них, потому что за ней гнались еще более странные люди…
– У нас было распоряжение…
– Я не понимаю, как моя дочь связана с вашим распоряжением.
– Каждый раз, когда он появляется на людях, творится нечто очень… очень сложное. А тут еще этот труп.
Маруся переводила взгляд с папы на капитана и пыталась понять, о чем идет речь, но по обрывкам фраз понять было невозможно.
– А кто прилетел?
Офицер вздохнул и перевел взгляд на Марусю.
– Нестор.
– Нестор?! Экстрасенс? И что, он так просто летает обычными самолетами? В смысле… вот так со всеми?
– Это была какая-то акция…
– Черт с ним, с Нестором, – прервал разговор папа. – Вы задержали мою дочь, не имея на то никаких оснований.
– Но у нее был заблокирован жетон!
– С жетоном я разберусь, – сухо отрезал папа и обернулся к Марусе. – Пойдем, заберем твои вещи…
Маруся встала и, как в детстве, взяла папу за руку. Больше всего ей сейчас хотелось обнять его и расплакаться, но в четырнадцать лет девочки не плачут. Ну, или им так кажется…