— Откуда ты знаешь? Ты же их не видел.
— Зато я видел тебя, — просто ответил он. — Но давай-ка вернемся к началу. Какие еще эпизоды ты не помнишь?
— Я не помню, как исчертила карту, как открыла ночью дверь, как запихнула в кухонный шкаф сапоги и рюкзак, а на их место поставила посуду. Не помню, как уложила вещи в дорожную сумку. И еще всякие мелочи. Мне нужно возвращаться.
— Возвращаться куда?
Она закрыла ладонями лицо.
— В больницу. Мне ведь так и не стало лучше.
— Чушь. Когда это ты упаковывала вещи?
— Как-то вечером я вернулась домой… это было после того, как мы с Линдой-Гейл посидели у Клэнси. И обнаружила, что все мои вещи лежат в дорожной сумке. Должно быть, я сделала это утром или в один из перерывов. Просто не помню. Или вот фонарь, который я держу у кровати. Однажды я обнаружила его в холодильнике.
— Однажды я обнаружил там свой бумажник.
— Это не то же самое, — вздохнула она. — Я всегда кладу вещи на свои места. Во всяком случае, пока я отвечаю за свои поступки. Для меня это просто ненормально — переставить сапоги и посуду. У каждой моей вещи есть свое место. Это необходимо мне для нормального функционирования. Вот с этим-то у меня сейчас и проблема.
— Полная чушь, — он покопался в ее сумке. — Что это здесь за листья и травки?
— Зелень на ужин, — она потерла пульсирующий от боли висок. — Пора уезжать. Именно это я хотела сказать себе, когда паковала вещи. Мне надо было решиться на это еще там, в горах, вместо того чтобы делать вид, будто все нормально.
— Там, в горах, ты увидела, как убивают женщину. А это само по себе не слишком-то нормально. И если тогда я еще сомневался, то теперь…
— Ты сомневался?
— Не в том, что ты видела их, а в том, что она мертва. Возможно, думал я, ей все-таки удалось уцелеть. Но теперь-то я знаю, что она мертвее мертвого.
— Ты что, совсем не слушаешь меня? Разве ты не видел, что я там сделала? — она махнула рукой в сторону ванной.
— А что, если это не ты?
— Да кто же еще? — взорвалась она. — Я просто не в себе, Броуди. Мне всюду видятся убийства, и я пишу на стенах.
— А что, если это не ты? — все так же невозмутимо повторил он. — Как-никак загадки и допущения — это мой конек. И я неплохо зарабатываю на этом. Что, если ты действительно видела то, о чем рассказала?
— И что тогда? Это же ничего не меняет.
— Еще как меняет. Смотрела когда-нибудь «Газовый свет»?
Рис в изумлении уставилась на него.
— Кажется, я понимаю, почему ты меня так привлекаешь. Ты такой же чокнутый, как и я. Какое отношение имеет этот фильм к моей болезни? К тому, что я исписала всю ванную?