— Ладно… Тебе, похоже, жить надоело. А как насчёт чужой жизни, а?
Чужой? — ёкнуло, хотя мне казалось, что во мне уже и ёкать-то нечему: всё отбито. Чьей? Ланы, Орла?
— Михаил Александрович Звонарёв, 1980 года рождения, проживает…
Домашний адрес, место работы, телефоны — всё это железной цепью протягивалось сквозь моё размягчённое, как отбивная, нутро. Сосед Миша.
— Гады… Вы его не тронете.
— А-а, вот мы как запели! Что, хахаль твой?
— Не вашего ума…
Новый удар почти не отозвался болью. Холодная ненависть дохнула в лицо:
— Говори всё, что знаешь, или твоему хахалю придёт каюк! Себя не жалко — его пожалей!
— Да пошли вы…
Нет, бить меня уже бесполезно. Я так ничего не скажу — только сознание потеряю, а это отнюдь не способствует разговорчивости.
— Или говоришь, или ребята едут по названному адресу, — жёстко хлестнул "папик", не оставляя мне выбора.
— Я его убила.
От слов, которые сползли, как подтаявшее желе, с моих опухших губ, пропитанное злобой и вонью кошачьей мочи пространство затихло.
— Повтори, что ты сказала.
Я выплюнула добавочную порцию подтаявшего желе:
— Я-ЕГО-УБИЛА. Что непонятного?
Наэлектризованное злобой пространство взвилось вихрем, подхватило меня и стало колотить затылком о пол, трепать и швырять, гремя:
— ЧТО ТЫ СКАЗАЛА, ГАДИНА??? КАК ТЫ ПОСМЕЛА, СУКА НЕДО**НАЯ??? Я ТЕБЯ ЩАС УРОЮ, НА КУСКИ ПОРВУ, КИШКИ НА ШЕЮ НАМОТАЮ!!!
— Тихо, тихо, шеф… Сами не марайтесь. — Частокол из ног отгородил от меня разбушевавшегося шефа.
— Гадина… гадина… Тварь… проклятая…
Он отступил, но я слышала его тяжёлое, свистящее дыхание. Астматик или сердечник. Ему заботливо подносили ко рту таблетки, он ловил их трясущимися губами.
— Тихо, Арсений Палыч, вам нельзя…
— Тварь… — свистел он, как прохудившаяся гармонь.
Мои губы сплюнули остатки желе:
— Он сам ко мне полез… насиловать. За что получил бутылкой по черепу. Упал и ударился об столик. Это была самооборона.
Рачьи глаза вытаращились на меня с багрового лица.
— Что… что эта тварь… несёт?.. Размазать… Кишки выпустить!..
— Сначала надо проверить информацию, шеф. Убрать её мы всегда успеем.
Дальнейшее было бы делом техники — и проверка моих слов, и моя ликвидация. Помешало именно оно — "бы", раздавшись негромкими хлопками в полутёмном помещении. Три или четыре "бы" хлопнули и вспыхнули, оставив на лбах следы в виде круглых тёмных дырок. Частокол из ног поредел: из перпендикулярного мне положения они перешли в параллельное. Мутный, остекленевший взгляд, приоткрытые губы — да, это было то самое придурковатое выражение, сейчас совершенно противоречившее чётким и быстрым движениям. Она стреляла с двух рук, практически не глядя, и попадала точно между глаз: один выстрел — один труп. Никто не успел сделать ответного выстрела; максимум, что они успели — лишь достать оружие.