— О чем вы говорите?
— Я утверждаю, что вы прекрасно знаете, о чем я говорю. Потому что вам известно, кто это сделал и почему он это сделал. Потому что вы его лечили или же будете лечить и знаете, в чем состоит, я извиняюсь, задвиг вашего пацЙента. Это кто-то, прошу прощения, задвинутый на пункте хорошего отношения к животным.
— Пан Нейман, — сказала Иза, ее трясло, она уже не могла справиться с дрожью в руках и тяжестью в груди. — Сами вы задвинутый. Прошу прощения. Арестуйте меня. Или оставьте меня в покое.
Нейман встал. Стажер Здыб встал тоже.
— Жаль, — сказал комиссар. — Жаль, пани Иза. Если вы все же решитесь, прошу мне позвонить.
— Не на что мне решаться, — сказала Иза. — И я не знаю вашего номера.
— Ах так. — Нейман покачал головой, глядя ей в глаза. — Понял. Жаль. До свидания, пани Иза.
Хенцлевский
— Пан Хенцлевский, — сказал комиссар полиции Нейман. — Мне казалось, что я имею дело с серьезным человеком...
— Эй! — Адвокат предупреждающе вскинул руки. — Не забывайтесь. Мы не в комиссариате. Что вы имеете в виду, чума вас забери?
— Видите ли, — сказал стажер Здыб, не скрывая злости. — Столько было анекдотов о милиционерах и так мало об адвокатах. А выходит, что зря.
— Еще слово, и я выставлю вас обоих за дверь, — спокойно сказал Хенцлевский. — Это что за разговорчики? Что вы себе позволяете, господа милицейские?
— Полицейские, будьте добры.
— Горе-полицейские. Убийца моего сына ходит себе на свободе, а вы тут приходите молоть всякий вздор. Ну, короче, ближе к телу. Мое время — деньги, господа.
— Слишком много вы говорите, — сказал Нейман. — Как заведетесь, так остановиться не можете. С нами говорите, а что еще печальнее — и с другими. И из-за этого рыпнулось все дело, господин адвокат.
— Что рыпнулось? Яснее, пожалуйста.
— Фамилия Пшеменцка вам что-нибудь говорит? Доктор Пшеменцка, из психушки.
— Нет у меня знакомых психов. Это кто такая?
— А та самая, кто знает обо всем, что мы запланировали. Не от нас. Выходит, что знает она об этом от вас. А если это так, значит, не она одна.
— Вздор, bullshit, — выпрямился Хенцлевский. — О плане знаю только я и вы двое. Я не говорил об этом никому. Это вы все ныли и охали, что не можете ничего сделать без ведома начальства. И, стало быть, вы поставили в известность начальство, а начальство скорее всего поставило в известность полгорода, в том числе и доктора Пшесменцку, или как ее там. Quod erat demonstrandum, или что и требовалось доказать. Увы, господа. И вы ошиблись, пан Здыб. В анекдотах о милиции — довольно много правды.
— Не говорили мы никому ни о чем, — покраснел стажер. — Никому, слышите? Ни жене, ни начальству. Никому.