Гражданин Пилле, простившийся с Маратом, шел по коридору к входной двери. Симонна провожала его. Лорен Ба выглядывал из столовой.
Увидя уже знакомую ей посетительницу, Симонна чуть побледнела и спросила, что ей нужно.
Девушка уверенным тоном потребовала, чтобы ее пропустили к Марату.
Симонна пожала плечами:
— Но надо, по крайней мере, спросить, может ли он вас принять!
Поскольку Пилле, уходя, не закрыл дверь ванной, Марат услышал эти слова и крикнул:
— Могу, конечно, могу! Пропустите ее!..
Симонна провела посетительницу через столовую и плотно закрыла за ней дверь.
Прошло около четверти часа.
Симонна продолжала размешивать лекарство. У нее вдруг вырвался возглас:
— И что можно делать там так долго!.. Я улыбнулся:
— Ревнуешь?..
Симонна вспыхнула:
— Этого уж я от тебя не ожидала, Жан. Подобная шутка выглядит кощунством…
Я и сам понимал, что шутка не очень удачная. Я хотел было извиниться перед Симонной, но в это время она, рискнув нарушить беседу, вошла к Марату, чтобы спросить, довольно ли глины на одну порцию. Я слышал, что Марат ответил утвердительно.
Выйдя из ванной и снова закрыв дверь, Симонна направилась в кухню, чтобы поставить на стол тарелку. Но едва она успела это сделать, как из ванной раздался какой-то звук, похожий не то на бульканье, не то на хриплое рыдание.
Затем отчаянный, нечеловеческий голос закричал:
— Ко мне, мой друг!..
Это был конец.
Вероятно, отец мой был прав: напрасно я занялся медициной.
Я, конечно, неплохой хирург-практик, но никаких Америк в своей специальности не открою — я не Дезо и не Дешан.
Чем заметнее ускоряется бег времени, чем быстрее проходят годы, тем явственнее охладеваю я к хирургии; и если бы не нужда в хлебе насущном, ей-богу, давно бы расстался с ней.
А между тем у меня есть иная, возрастающая страсть: уже много лет, начиная со встречи с милым старичком Госленом, я поклоняюсь музе Клио…
Даже читая произведения литературы, я смотрю на них взглядом историка. Листая труды кое-кого из моих современников, скажем Ретифа или Мерсье, претендующих на внимание будущих поколений, я удивляюсь, как мало использовали эти писатели свои возможности очевидцев и участников.
Поэтому-то я и рассказал вам, мой любезный читатель, много такого, что на первый взгляд может показаться не строго обязательным для создания образа Марата, но без чего не будут понятны условия, в которых мой друг действовал, и, главное, чего вы сами не увидите никогда.
Поэтому-то сейчас мне и хочется рассказать о той, вокруг которой сложилось уже в мое время так много легенд, что подлинный ее облик, равно как и истинные причины ее поступка, совершенно в них растворился. Эти легенды освещают ее фигуру ложным светом мифического и бескорыстного героизма.