— Понимаю… Но как же он вышел из этого невозможного положения?
— Действуя радикальными мерами, мой милый. Свирепо радикальными, которые вы, кстати сказать, застали лишь на их последнем этапе. А если бы вы пришли сюда часа на два раньше, то увидели бы и услышали другое… Впрочем, слышите крики из дворца? Так это последние вспышки сопротивления, остаточные явления, как говорят врачи… Боже!.. Какой здесь стоял гвалт, какие стопы и вопли, какие проклятия раздавались еще совсем недавно!..
— Почему?
— Да потому, что за несколько часов нужно было выселить несколько тысяч человек! Вы бы видели, как это проделывалось! Вооруженные жандармы попросту выбрасывали ревущих обитателей дворца, точно так же, как и весь их скарб, а в это время столяры снимали перегородки, штукатуры заделывали изъяны степ, маляры белили закопченные потолки, а паркетчики чинили и выравнивали испорченные полы!
— Куда же, однако, девались все выселенные из дворца?
— Кто куда. Одним, более высокопоставленным, пообещали квартиры, других отправили в пустые казармы, третьим выплатили деньги, ну а четвертым, наиболее голосистым, предоставили бесплатное жилье в ближайших тюрьмах!..
Я узнал, что хотел и что мог узнать. По правде говоря, все это произвело на меня такое удручающее впечатление, что оставаться здесь не захотелось, да и к тому же непрерывный грохот раскалывал мне голову. Я поблагодарил старика и представился ему. Он вежливо приподнял шляпу и назвал свое имя:
— Франсуа Гослен, главный архивариус Тюильри…
…Протиснуться обратно сквозь толпу было не легче, чем пробраться на площадь. Но я проделал это довольно успешно и, лавируя во встречном потоке, кое-как добрался до улицы Ансьен-комеди. Мейе, конечно, дома еще не было. Я поднялся к себе и снова упал на постель. Вероятно, я проспал довольно долго; во всяком случае, когда Жюль разбудил меня, солнце уже клонилось к закату.
* * *
Прежде чем я успел вымолвить слово, мой друг воскликнул:
— Умираю от голода! Если не хочешь созерцать мой хладный труп, ставь на стол все, что есть!..
Я позвонил, и мадам Розье весьма расторопно выложила наши дневные запасы. Мейе с жадностью набросился на них. Страдая от любопытства, я молча ждал.
Только покончив с кофе, Жюль откинулся на спинку дивана, перевел дух и удостоил меня взглядом.
— Все кейфуешь, бездельник! Сколько же, однако, можно нежиться?..
— Да не томи душу, рассказывай!
— Рассказывать?.. Было бы что… Мы как в воду глядели: если бы не удалось принять всех мер, сейчас бы я наверняка не сидел рядом с тобой, а революция, возможно, справляла бы свои похороны…