Кому — от вина, а кому — на войне.
А кто от ранений загнется...»
Он всем предложил... только вышел — не ты!
Пацан молодой, желторотый.
До этого боя курьером он был,
Лихой вестовой второй роты.
А ты... ты смущенно потупил глаза,
Не выдержав вражьего взгляда.
Не принял, не смог. И теперь навсегда
Парнишка воскреснет в балладах.
И скоро другие, свой дух затая,
Мальчишки услышат баллады,
Как ради других и себя не щадя
Платил за проход из засады.
О нас и не вспомнят, что были — что нет.
Безликие, серые тени
Для тех, кто напишет хоть парочку строк
Про главных героев сражений.
Но близок конец и взлетевший клинок
Мне слепит глаза ярким бликом.
И время тягучей и вязкой струей,
Надежда придушенным вскриком.
Короткий бросок — пусть нет силы совсем.
Защита? Не нужно, не стоит...
Всего лишь тычок в сочленение лат —
Другой эпилог у историй.
Сияющий росчерк — и холод в груди.
Тяжелой волной он разлился.
А враг... не успел ничего он понять.
А только успел удивиться.
В небесной дали тает облака дым
И тлеет закат-уголек.
Пускай же герой остается живым.
Прости, я не принял,
Не... смо...
... Он был известным храбрецом
И струны плач ведут о нем...[7] * * *
Никому из атрапанов, даже вечному Сийбэрэ, боги не сохранили жизнь. А между тем надо было принести жертву. Молодой данван, в азарте погони влетевший на берег через брод, был сбит камнями с коня в кустах и оказался в руках анласов.
Роль атрапана взял на себя Ротбирт. Никто не возражал — все анласы дети богов, и, если не осталось тех, кто посвятил разговору с богами всю свою жизнь, то ничем не хуже любой из людей. И мальчишка выбрал подходящее копьё и велел всё приготовить.
Данвана со связанными за спиной руками поставили на свежесрубленную колоду и захлестнули на шее петлю. Вадим встал рядом, уперев в колоду ногу. Ротбирт, держа в руке копьё, неспешно пошёл к месту казни.
Данван скривил губы, зелёные глаза сузились. Потом он выпрямился, как струна, что-то выкрикнул ненавидяще — но Вадим уже вышиб колоду, а Ротбирт с коротким: «Дьяус!» — точным ударом пронзил копьём сердце врага секундой раньше, чем петля сдавила его горло. Тело закачалось, не дёрнувшись, а Ротбирт шагнул назад, поднимая копьё вверх.
— Идти назад лесами — погибнем все, — сказал он. — Вдоль берега пойдём.
— Там пустыня...
— Воды нет...
— Скоро зима, с моря пойдёт ледяной ветер...
— Мы там все погибнем...
Молча и тяжело Ротбирт смотрел на сородичей, опираясь на копьё. Верхняя губа его приподнялась. И под совсем не юным, тяжёлым взором люди стали умолкать, опускать головы. Когда же умолкли все и настала полная тишина, то вновь послышался голос мальчишки: