— Йаста ратэст —
Ардхас радйати,
Рати балам...
— и так снова и снова, ровным, даже весёлым голосом.
Но лицо из загорелого стало цвета прокисшей простокваши и покрылось крупным горохом пота. Когда Вадим закончил бинтовать кровоточащую свежей, чистой кровью рану, Ротбирт жадно напился и тут же уснул — как камешек в воду булькнул.
Вадим укрыл его плащом из скатки (багряным, с золотым выцветшим орнаментом в виде ломаных свастик и каких-то стеблей и цветов, тяжёлым), сходил помыться, сам напился и понял, что его шатает. Да так, что еле дотащился обратно до их нехитрого лагеря. Улёгся опять головой на куртку, сунул руки в карманы джинсов. Сумасшедшее небо закрутилось перед лицом, потом вспыхнуло, расплылось, посыпалось ровными кусочками паззла с лицом Олега — Вадим пытался подхватить падающие кусочки, собрать паззл обратно, но кусочки сыпались с сухим шорохом между пальцев, превращались в пыль с запахом степи, она сеялась вокруг, мешая дышать... а табун мчался и мчался мимо — рыжие гривы, закинутые головы, закаченные глаза... Всплыли картины боёв на широких пыльных равнинах, а потом в небо взошла какая-то странная, нездешняя и неземная тоже луна.
Сплю, понял Вадим. И продолжал собирать кусочки паззла. Подожди, Олег... я сейчас — подожди...
Интерлюдия: «Сон звездолёта»
Сон звездолёта помнит свет золотой планеты,
Два раскалённых солнца над вековым песком...
Скоро ты станешь, мальчик, Рыцарем из легенды,
Скоро в Великой Силе произойдёт раскол!
Тысячами осколков брызнут миры сквозь пальцы,
Сжавшие твоё сердце, как рукоять меча...
Ветры родной планеты шепчут тебе: «Останься!»
Но — «Торопись в дорогу!» — звёзды тебе кричат...
Сон о погибшем детстве рушится — с тихим звоном...
Магия предсказанья прячется между строк
В книге, в которой бьётся всяк со своим драконом...
Прав ли был твой учитель, в руку вложив клинок?
Так пусть пожинаю пламя те, кто по искре сеял!
Кто был врагом, кто братом — не разберёшь пока...
Зверь этот роет лапой душу твою, как землю,
Прячет лицо под маской сын твоего полка...
Мальчишка-джедай... на своей стороне
Ты снова остался один...
И сон звездолёта по этой войне
Несёт тебя на Татуин...[1] * * *
Вадим проснулся сразу. Открыл глаза и увидел Ротбирта — тот всё ещё беспробудно спал, кажется, даже не пошевелился с вечера.
Степью неподалёку опять шёл табун. Вадим вздохнул и сказал небу, в котором подрагивали дневные звёзды:
— Доброе утро...
Это было — мальчишка сейчас сообразил — четвёртое уже утро, которое он встречал здесь.
Вадим хотел сразу встать, но внезапно передумал. Он сел на корточки, потом осторожно-осторожно приподнялся — так, чтобы только нос торчал над травой — и этим носом покрутил на триста шестьдесят градусов.