— Беатриса мне как родная сестра, если не ближе.
Рено прищурился — сейчас его будут уверять в братских чувствах, но ведь в этом еще надо удостовериться. Может быть, вопреки утверждениям Беатрисы и Оутса их отношения не так уж невинны?
— Итак, даже если бы вас не покалечило на войне, вы бы никогда не женились на ней?
Слова прозвучали откровенно грубо, даже оскорбительно, но Джереми лишь усмехнулся:
— Нет, хотя она сама неоднократно предлагала мне жениться на ней.
Неожиданный и неприятный сюрприз:
— Что?! — воскликнул пораженный Рено.
Белозубая улыбка Оутса стала еще шире. Он понял, что ему удалось вывести из себя мнимого соперника.
— К чему вы клоните? — проворчал Рено.
— Все просто — извечное противостояние жизни и смерти, любви и ненависти, — шутливо заметил Оутс.
— Вы несете вздор.
— Нет. — Лицо Джереми вдруг стало очень серьезным. — Вовсе не вздор. Берегите ее.
— Что? — нахмурился Рено.
Не понимая Оутса, он решил, что сознание Джереми помутилось от болеутоляющих лекарств и он просто бредит.
— Обещайте мне, что будете беречь ее. Она удивительная. Такой девушки, как она, вы больше не встретите. Под напускной практичностью прячется ранимая, нежная, любящая душа. Очень легко разбить ей сердце. Не спрашиваю, любите ли вы ее, — не зря говорят: «Чужая душа — потемки», — но прошу об одном: берегите ее, пусть она будет счастлива. Обещаете?
Внезапно Рено осенило. Ослепленный единственным желанием вернуть себе титул, он ничего не замечал вокруг себя. Но, увидев любовь в глазах другого человека, он понял, насколько важна для него Беатриса. Он горячо воскликнул:
— Клянусь всем, что мне дорого! Я буду беречь ее, охранять и сделаю все от меня зависящее, чтобы она была счастлива.
Оутс отозвался с не меньшим чувством:
— О большем я не прошу. Благодарю вас.
«Нет, как он посмел?» Беатриса с красным от возмущения лицом вышла на крыльцо дома Джереми. Она только что поговорила с Патли и, напугав его, как следует, убедила держать язык за зубами и никому не рассказывать о внезапном вторжении лорда Хоупа в дом Оутса. Однако думала она о другом. Она никак не могла успокоиться. Подумать только, ее подозревали, и в чем?! Какие нелепые чудовищные подозрения! Оскорбительные как для Джереми, так и для нее! Разве она когда-нибудь давала ему повод думать о себе как о распутной женщине? На каком основании он решил, что имеет право вмешиваться в ее жизнь, указывать ей, что хорошо, а что плохо, что можно, а что нельзя? Возмутительно!
Она потопала на крыльце ногами, чтобы согреться и дать выход душившему ее гневу. Неподалеку от нее по улице шаталось трое оборванцев. На одном, самом высоком, была потрепанная черная куртка, двое других были одеты еще хуже: во что-то коричневое и совсем рваное. Высокий оглянулся на звук шагов Беатрисы. Взгляд у него был пристальный, хищный и жуткий, на одном глазу было бельмо. Ей стало как-то не по себе, она попятилась назад, пока не уперлась спиной в дверь. Ей следовало бы вернуться в дом, но гнев — плохой советчик. Перед тем как увидеться с Хоупом, она должна была немного выпустить пар и успокоиться. Мимо оборванцев по мостовой прогрохотала тележка с пивом, один из них что-то крикнул вознице.