— Томпсон, — сказал отец Игнасио, — пока Аттертону кажется, что он может добраться до города, он не уйдет.
— Похоже на то. Он свихнулся на этом городе, вот что я вам скажу.
— Да, потому что у него остается надежда, пока…
Он запнулся.
— Да? — услужливо подсказал Томпсон.
— Пока жив этот юноша. Арчи.
Вот все и сказано. Отец Игнасио чувствовал облегчение и звенящую пустоту.
Томпсон вновь надолго замолк. Потом сказал:
— Вот, значит, к чему вы клоните. Значит, я должен прикончить его, так? Почему я?
— Я старик.
— Чтобы выстрелить в человека, не нужно быть молодым и сильным.
— Карабин у вас.
— Нет, постойте! Если бы вы решились прикончить парня, вы бы просто взяли у меня карабин, не спрашивая, и сделали свое дело. А вы будите меня, заводите тут разговор.
— Я…
— Теперь дайте мне сказать. Хотите остаться чистеньким? Не губить свою бессмертную душу? Хотите, чтобы я сделал за вас черную работу? Убил человека?
— Он не человек, — сказал отец Игнасио, — больше — нет.
— Можете это доказать?
— Каких доказательств вы требуете? Он сросся с этой тварью. С этим демоном. Понимаете?
— Нет. Пока что малый не сделал ничего плохого. Ни вам, никому другому. Ни мне. Хотите его убить? Валяйте. Дело ваше. Но не впутывайте в это меня.
— По крайней мере не мешайте мне. — Отец Игнасио медленно поднялся. В голове гудело. Видно, вновь будет приступ, подумал он.
— Не могу вам этого обещать. — Томпсон оскалился. — Он по крайней мере не сумасшедший. Если кто здесь и сумасшедший, то не он. Аттертон — вот кто полный псих. Почему бы вам не пристрелить Аттертона, святой отец?
— Изыди, — сказал отец Игнасио и побрел к погасшему костру, слыша, как в спину ему смеется Томпсон.
* * *
Элейна плакала, прижимая к губам тонкую руку. Отец Игнасио видел, как трясутся ее плечи.
Что-то творилось там, за белыми скалами, — точно пущенный по воде плоский камень, странно отчетливо отражаясь от поверхности, до них доносились звуки — тонкий, режущий уши визг, странное липкое чавканье. Потом все стихло. Мэри, ухватив его за рукав, выглядывала из-за спины, ее расширенные глаза, казалось, вбирают в себя блестящую гладь озера.
— Вот он, отец Игнасио, — прошептала она, обдав его ухо горячим дыханием, — вот он…
Солнце отражалось от поверхности воды — сотни и сотни жидких зеркал, и оттого отец Игнасио никак не мог разглядеть, кто идет им навстречу. Лишь когда черная точка превратилась в человека и человек стал выбираться на берег, он узнал Арчи.
Без привычного одеяла на плечах, мокрая рубаха липнет к плоской юношеской груди.
— Элейна! — крикнул он радостно, и его голос звенел в столбе ослепительных радужных брызг. — Элейна!