Силы, нужные для того чтобы, несмотря на приступы слабости, переносить болезнь на ногах и двигаться, Жермини черпала не только в боязни оказаться прикованной к постели, присущей всем простолюдинам, не только в страстном и ревнивом стремлении самой заботиться о мадемуазель, но и в страхе перед тем, что вместе с новой служанкой к ним могут проникнуть сплетни. Ей приходилось зорко следить за тем, чтобы к мадемуазель не приблизился кто-нибудь посторонний. Кроме того, ей приходилось показываться на улице, чтобы все ее видели, чтобы заимодавцы не сочли ее смертельно больной, приходилось делать вид, что она совсем здорова, разыгрывать жизнерадостность и веселье, внушать всем уверенность в этом ловкими ссылками на врача, каждым движением выражая надежду на выздоровление, шутливо обещая не умирать. Она должна была напускать на себя безмятежность, чтобы успокоить кредиторов, чтобы они не поднялись по лестнице и не обратились с требованиями денег к мадемуазель.
Жермини хорошо играла свою роль в этой страшной комедии, от которой не смела отказаться. Она героически заставляла лгать свое тело, выпрямляя под испытующими взглядами лавочников сгорбленную спину, убыстряя медленный и шаткий шаг, натирая перед выходом из дому грубой салфеткой щеки, чтобы вызвать на них краску и скрыть под румянцем бледность, говорившую о болезни, замаскировать близость смерти.
Несмотря на душераздирающий ночной кашель, на бессонницу, на отвращение, с которым ее желудок отвергал пищу, Жермини всю зиму пересиливала себя, побеждая, держа в подчинении недуг.
Каждый раз после осмотра врач говорил мадемуазель, что все жизненно важные органы служанки как будто в порядке. Правда, верхушки легких задеты, но это излечимо. «Только очень уж изношен весь организм, очень изношен», — повторял он с каким-то горестным, даже смущенным выражением лица, поражавшим мадемуазель. И на прощание всякий раз напоминал ей о необходимости свежего воздуха и перемены климата.
Когда наступил август, врач советовал и приказывал уже только одно: ехать в деревню. Хотя старым людям трудно передвигаться, менять привычки, обстановку, распорядок жизни, хотя, вдобавок к этому, мадемуазель была домоседкой и ей мучительно не хотелось расставаться со своей квартирой, она все же решилась увезти Жермини в деревню. Она написала дочери «курочки», которая с целым выводком детей жила в прелестном маленьком поместье вблизи от одного из городков департамента Бри и уже много лет приглашала мадемуазель погостить у нее. Мадемуазель попросила позволения приехать вместе с больной служанкой месяца на полтора.