Она не заметила на парковке его красной сверкающей машины, когда выходила в путь.
— Вы на машине приехали? — спросила Оливия.
— Ну разумеется. Летать я пока еще не научился.
Темных очков на нем не было, и она видела, что он пытается вглядеться в ее глаза. Она не стала снимать очки.
— Я шучу, — сказал он.
— Я понимаю, — в тон ему ответила она. — Так летите, так летите, улетайте же домой.
Раскрытой ладонью он пошлепал по камню, на котором сидел.
— А вы не отдыхаете?
— Не-а. Просто иду не останавливаясь.
Он кивнул:
— Тогда ладно. Хорошей вам прогулки.
Оливия двинулась было мимо, потом приостановилась и обернулась:
— Вы хорошо себя чувствуете? Вы сели, потому что устали?
— Я сел, потому что мне так захотелось.
Она махнула рукой, подняв ее над головой, и пошла дальше. Во время этой прогулки Оливия ничего не замечала — ни солнца, ни реки, ни лопающихся почек. Она шла и думала о Джеке Кеннисоне, оставшемся без жены, которая была такой дружелюбной женщиной. Он сказал, что его жизнь — ад, и, конечно, иначе и быть не может.
Вернувшись домой, она ему позвонила.
— Вы не хотели бы как-нибудь встретиться со мной за ланчем? — спросила она.
— Я хотел бы встретиться с вами за обедом, — ответил он. — Это дало бы мне возможность с нетерпением ждать чего-то. Если мы встретимся за ланчем, у меня останется еще довольно большая часть дня.
— Хорошо, — согласилась Оливия.
Она не сказала ему, что ложится спать вместе с солнцем, что по-настоящему пообедать в ресторане для нее все равно что засидеться далеко за полночь.
— Ой, Оливия, какая прелесть! — воскликнула Банни. — У тебя — свидание!
— Что за глупости ты несешь! — Оливия по-настоящему возмутилась. — Мы просто два одиноких человека, решившие поужинать вместе.
— Вот именно, — подтвердила Банни. — Это и есть свидание.
Странно, до чего это возмутило Оливию. И она не могла рассказать об этом Банни, ведь именно Банни произнесла эти слова. Оливия позвонила сыну в Нью-Йорк. Спросила, как малыш.
— Он замечательный, — заявил Кристофер. — Он ходит.
— А ты не говорил мне, что он ходит.
— Ага, он ходит.
У Оливии тотчас же выступил пот — на лице, под мышками. Было все равно, как когда ей сказали, что умер Генри: ей не сообщали об этом до утра. А теперь маленький родной человечек, новый родственник ее и Генри, там, далеко, в чужой стране — Нью-Йорке, — ходит в темной гостиной большого старого особняка. Она сомневалась, что ее пригласят погостить, поскольку ее прошлый приезд вышел, мягко говоря, не очень удачным.
— Крис, может, вам стоит приехать сюда летом ненадолго?
— Может быть. Посмотрим. Дел по горло, но, честно, мы хотели бы. Посмотрим.