Оливия Киттеридж (Страут) - страница 200

— И давно он пошел?

— На прошлой неделе. Держался за диван, улыбнулся, потом отошел. Три полных шага сделал, только потом упал.

Послушать голос Кристофера, так можно подумать, что ни один малыш никогда и нигде на земле не делал первых шагов.

— А ты как, мам?

Счастье сделало его добрее.

— Ну, ты все знаешь. Как всегда. Ты помнишь Джека Кеннисона?

— Нет.

— Ну, это такой толстый недотепа, у которого жена в декабре умерла. Грустно. Мы с ним идем ужинать на следующей неделе, а Банни говорит, что у меня свидание. Это же надо — такую глупость сморозить. Честное слово, это меня ужасно возмутило.

— Пообедай с ним, мам. Считай, что это волонтерская работа или что-то вроде того.

— Хорошо, — сказала Оливия. — Ты совершенно прав.


В это время года вечера долгие, и Джек предложил встретиться в половине седьмого у ресторана «Раскрашенный руль». «Там у воды это должно быть самое приятное время», — сказал он. Оливия согласилась, хотя столь позднее время ее огорчило. Почти всю свою жизнь она ужинала в пять часов, и то, что он, скорее всего, привык поступать иначе, напомнило ей, что это человек, о котором она ничего не знает, а возможно, и не захочет знать. Он ей никогда не нравился — с самого начала, и глупо, что она согласилась с ним пообедать.

Он заказал водку с тоником, и Оливии это не понравилось. «Мне воду, пожалуйста», — решительно сказала она официантке, которая только кивнула и — спиной — отошла от их столика.

За столиком на четыре персоны они сидели под углом друг к другу, так что оба могли видеть бухту, яхты и рыбачьи суденышки, и буйки, чуть покачивающиеся под легким вечерним ветерком. Оливии казалось, что Джек сидит слишком близко, его широкое волосатое запястье заслоняло его бокал.

— Я знаю, что Генри долгое время был в инвалидном доме, Оливия. — Он взглянул на нее своими очень голубыми глазами. — Вам, должно быть, тяжко пришлось.

Вот так они и разговаривали, и это было как-то приятно. Им обоим нужен был кто-то, с кем можно поговорить, кто-то, готовый выслушать, и они оба делали это друг для друга. Они слушали. Говорили. Снова слушали. Джек ни разу не упомянул о Гарварде. Когда Оливия с Джеком принялись за декофеинизированный кофе, далеко за суденышками садилось солнце.

На следующей неделе они встретились за ланчем в небольшом кафе у реки. Возможно, из-за того, что время было дневное и весеннее солнце ярко освещало траву за окном, в которое были видны припаркованные машины, посылавшие сквозь окно слепящие осколки отраженного солнечного сияния, — возможно, эта «послеполуденность» сделала их встречу не такой приятной, как предыдущая. Джек выглядел утомленным, но сорочка на нем была дорогая и свежеотглаженная; Оливия чувствовала себя толстой и неуклюжей в длинном жилете, который сшила себе сама из старого комплекта драпри.