все вокруг стоят и улыбаются.
Тем не менее Оливия и сама тревожилась из-за того, что Кристофер одинок. А прошлой зимой особенно — ее преследовала мысль о том, как, состарившись, ее сын станет возвращаться после работы домой в темноте, а их с Генри уже не будет. Так что на самом-то деле она рада Сюзанне. Просто все случилось неожиданно и надо привыкнуть, но, если учесть все обстоятельства, доктор Сью прекрасно подходит. К тому же она вполне дружелюбна к Оливии. («Не могу поверить! Неужели вы делали все чертежи сами?!» Светлые брови взлетают до небес.) Кроме того, надо прямо сказать, Кристофер от нее просто без ума. Конечно, в данный момент секс у них, вероятно, необычайно волнующий, и они, несомненно, считают, что так оно и будет длиться, — молодые пары всегда так думают. А еще они думают, что с одиночеством покончено.
Эта мысль заставляет Оливию раздумчиво кивнуть, хотя она по-прежнему лежит на кровати. Она знает: одиночество способно убивать людей — разными способами реально довести человека до смерти. Оливия втайне считает, что жизнь вообще-то зависит от того, что она мысленно называет «большими всплесками» и «малыми всплесками». Большие всплески — это события вроде вступления в брак или рождения детей, личные отношения, которые держат тебя на плаву, но под этими большими всплесками кроются опасные, невидимые течения. Поэтому человеку необходимы еще и малые всплески: скажем, дружелюбный продавец в магазине Брэдли, или официантка в пончиковой «Данкин-донатс», которая помнит, какой кофе ты любишь. Мудрёные дела на самом-то деле.
«Миленькое местечко Сюзанна тут получает», — произносит один из басовитых голосов за окном. Слышится очень четко: они, видимо, переместились, потопали кругом башмаками, теперь встали лицом к окнам.
«Великолепное место, — отвечает другой голос. — Мы сюда приезжали, когда я еще мальчишкой был, останавливались в портовой гостинице „Рябое яйцо“, так, кажется, она называлась. Или как-то вроде того».
Вполне воспитанные мужчины, вежливые, курят собственные сигареты. Только, ради всего святого, держите свои башмаки подальше от гладиолусов, думает Оливия, и не спалите забор. Она совсем сонная, и это ощущение ей вовсе не неприятно. Она может подремать прямо здесь, если ей позволят выкроить минут двадцать, потом обойдет всех гостей, попрощается — спокойная, с прояснившейся после короткого сна головой. Она попрощается с Дженис Бернстайн за руку и на миг задержит ее руку в своих ладонях; она будет любезной седовласой, приятно полной дамой в легком зеленом платье с красными цветами.