Он не договорил. Со стороны конторы долетел истошный крик. Как назло в этот момент стояла полная тишина, и не услышать его было невозможно. Так же внезапно крик захлебнулся, но было уже поздно.
Надо было вставить пленникам кляпы или запереть там, где лучше звукоизоляция. Но кто мог подумать, что попадется среди них такой дурной?
Глаза у сотрудника ППС стали круглыми, как полтинники.
— Это что? — выдавил он из себя.
Богданов хотел решить дело миром. Очень хотел.
— Да мужик один, с головой у него плохо. Командир, вы в курсе, что творится? — решил он увести разговор в сторону. — Сегодня на Сиб скинули ядрену бомбу. И наверно не только на него. Это война.
— Из дурки сбежал? — неуверенно произнес мент.
Он оглянулся на своих. Один из ментов, толстяк, опасливо теребил ремень автомата. Шофер, мужик за тридцать в жеваной форме и таким же мятым вялым лицом тихого алкоголика, бросал косые взгляды то на командира, то на Владимира.
— А ты проверь, — предложил Богданов. — Свяжись с опорным пунктом, может, скажут чего.
Он сказал это по наитию, но по выражению лица милиционера понял, что попал в точку.
— Вот и подумай головой, лейтенант. Почему твоя рация молчит? Они все уже того… И райцентр ваш ракетами проутюжили. Так что ты больше не власть. Ты такой же субъект, как мы. Москвы нет. Правительство на небесах… то есть в аду. Американские рейнджеры уже, поди, в Толмачево высаживаются. Вы за их власть или как?
Страж порядка долго молчал.
— Дай я тебе, как другу, растолкую, — не вытерпел Владимир. — Мужики, скоро сюда придут тысяч тридцать новосибирцев. Облученных, голодных и злых, как волки. Они не хавчик со склада, они вас самих сожрут. Вон у тебя кольцо на пальце, и у того с автоматом тоже. Хватайте своих баб, кооперируйтесь с коллегами и идите в деревню. Еда сейчас — это твердая валюта. А форму лучше снимите… народная любовь штука страшная.
Менты переглянулись. Похоже, они подозревали нечто подобное. Не могли же не видеть вспышки? Да, теперь они поверили его словам, но только еще сильнее перепугались. И проще, чем принять страшную реальность, им было внушить себе, что перед ними просто несколько неадекватных бичей. Обкуренных, обдолбанных или слетевших с катушек настолько, чтоб напасть на склад в сумерках. Так думать было легче, чем принять умом правду.
Богданов чувствовал, что обстановка не разряжается.
— Товарищи работники органов, давайте жить дружно. Как вам? Берите, что хотите, мы не жадные… фрукты, консервы, соки. Даже погрузить поможем. Сервис, ёпт.
Богданов еще говорил, а чутье уже подсказывало ему, что уговоры бесполезны. С лейтехой нельзя было договориться по-хорошему. Он и так напуган, а теперь еще чувствует, что теряет контроль над ситуацией. Он боится до дрожи и не в силах ничего понять, и поэтому опасен. Он хватается за атрибуты старого мира как за соломинку. Одним из таких атрибутов был табельный «Макаров» в поясной кобуре.