Сказать по правде, не так уж много он видел.… В темноте-то.… Но ужас запустения не становится от этого менее реальным. Он таился в тихом шорохе снега, в запахе гари, в ощущении смерти, которое было разлито в воздухе, как удушливый смрад.
Откуда-то из невообразимой дали всплыли чужие, но точные строки:
Встретит путник оробелый
Тень былого в ризе белой.
В саванах проходят мимо
Призрак друга, тень любимой
Вздрогнут и проходят мимо
Все, кого, скорбя во мгле,
Он отдал небу и земле.
Но ни друзей, ни любимых у него не было. Он не боялся потеряться. Как может потеряться человек, которому нечего терять? У которого адрес не дом, и не улица, а воронка сто метров глубиной?
После встречи с Провалом его словно выключили из розетки. До этого Александр пер вперед, как бульдозер Марвина Химейера. Был такой герой сопротивления Мировому Порядку — простой американский автомеханик из забытого богом городка Гранби, штат Колорадо, у которого цементный завод хотел отобрать участок земли, где стояла его мастерская. Когда его приперли к стенке, Марвин с помощью стальных листов превратил свой бульдозер в орудие возмездия. Одинокий мститель разрушил до основания завод, здание банка и все муниципальные учреждения; ни шериф, ни полиция штата, ни рейнджеры не смогли остановить его старый «Комацу» даже гранатами. Когда бульдозер, наконец, заглох, и стражи порядка прорезали крышу автогеном, бульдозерист-терминатор был мертв; последний патрон он сберег для себя. Чем не пример для подражания?
Саша не знал, почему не убил себя, дойдя до цели. Такая вот слепая и неразделенная «любовь к жизни», описанная в одноименном рассказе алкоголиком-самоубийцей. Там у Джека Лондона тоже был голодный и истощенный, умирающий человек, который упрямо шел вперед, а когда не мог идти — полз как червь, но все же двигался к намеченной цели. Без надежды на спасение, без веры, а лишь потому, что не мог противостоять слепому инстинкту, который не спрашивает, хочешь ты или нет. Который просто говорит: «надо», и ты понимаешь, что спорить с ним бесполезно.
В рассказе был счастливый финал — человека спасли, откормили. Данилов не верил, что будет спасен. Теперь каждый спасает только себя. Что же до тех, кому положено спасать по должности… с тех пор, как Саша ушел из разгромленного лагеря беженцев в Коченево, он больше не встречал ни подобия власти, ни следов ее деятельности. Ни эвакуации, ни временного размещения, ни медпомощи, ни пунктов раздачи продовольствия — ничего.
Какие к хренам власти? Может, кто-то из этих клопов успел укрыться и сидит сейчас глубоко — там, где не услышать хрипов замерзающих и воплей тех, кого забивают на мясо. Девять десятых всех людей в военной форме, которых он видел, были мародерами, нагруженными трофеями.