Пока Бекк наблюдала за Жаном, французский палач, в свою очередь, наблюдал за юношей с пращой. Чувства ставили Жана в тупик: иногда он думал о Бекке как о товарище, иногда – как о сыне, которого у него никогда не было. Если бы Лизетта и родила ему сына, тот был бы вдвое младше этого темноволосого юнца. Но затем и это отношение исчезало и сменялось чем-то странным, особенно когда Жан заглядывал в темные глаза под курчавыми волосами, видел смущенную улыбку или слышал смех, вызванный какой-нибудь сценкой между Хаконом и Джануком. Когда Бекк смеялся, он обязательно бросал взгляд туда, где сидел Жан, и их глаза на мгновение встречались, – а потом они оба отводили взгляды. Это случалось так часто, что уже не могло сойти за случайность, и Жан поймал себя на том, что ждет этих мгновений и наслаждается ими. Это вселяло в него растерянность.
Словно у него не было других причин для растерянности! Ему необходимо было выздоравливать, и он искренне наслаждался весельем, вкусной едой и вином. И все же ему никогда не удавалось забыться полностью, потому что перед его мысленным взором неизменно вставала шестипалая рука. Рассказ о том, что произошло в подземелье, только усилил его тревогу, потому что теперь он сознавал: Чибо намеревается вызывать умерших. Отчасти ему даже удалось это сделать, потому что Анна действительно явилась Фуггеру. Что она сказала? «Их призыв силен»? Даже лишившись Авраама, их враг наверняка попытается совершать с помощью шестипалой руки невыразимые мерзости. Жан понимал, что, как только он восстановит силы, ему придется вернуться в Сиену, чтобы исполнить свое обещание. Даже если бы решимость Жана поколебалась, рассказ о том, как Анна явилась во время черной мессы, ее последние слова, которые Фуггер тихо передал ему наедине, заставили бы его действовать. Его королева не сомневалась в том, что Жан придет за ней. И он тоже не смел в этом усомниться.
И в то же время Жан сознавал, что его враг, Генрих фон Золинген, во время их сражения в ночь Палио сказал правду. Пусть у него столько же жизней, сколько у кошки, он уже использовал пять еще до встречи с Анной Болейн – и еще три с тех пор.
Вот почему Жан наблюдал, выжидал и собирался с силами. Как только что-нибудь произойдет, ему тотчас сообщат все новости. Лукреция обещала это спасителям своей дочери. Однако сознавал он и то, что, если в ближайшее время ничего не произойдет, он будет действовать сам.
* * *
Вечером пятого дня Хакон и Джанук, опьяненные похвалами своему таланту рассказчиков и переполненные воспоминаниями о собственном мужестве, решили посетить скромный бордель Монтепульчиано.