Осколок невыразимой боли, дрожь неописуемого счастья рванулись в его теле. Там, в лучах небесного света, были его Лизетта и маленькая Ариэль! Жан увидел их лица, такие спокойные, такие безмятежные, что почувствовал непреодолимое желание присоединиться к ним в этом блаженстве. И казалось, они тоже его увидели: они улыбнулись, а потом, держась за руки, отвернулись и исчезли. Жан получил обещанную награду. Однако едва он успел сказать «спасибо», как за ними тихо закрылась дверь. Тонкая алая линия появилась на горле и запястье Анны Болейн, а голос толпы, затихший на эти растянувшиеся на целую вечность секунды, вернулся настоящим ревом.
Казалось, будто жаждущий воздуха мир вдруг вздохнул. Такнелл шагнул вперед и за волосы снял голову Анны с плеч. Все глаза следили за тем, как она поднимается, и наконец кровь сильной струей брызнула на толпу. Тело повалилось набок, отрубленная рука упала к ногам Жана, а Такнелл, заливаясь слезами, охрипшим от горя голосом прокричал:
– Вот голова изменницы! Боже, храни короля!
Теперь толпа с криком рванулась вперед, а Жан наклонился, подхватил мешочек с деньгами и руку, сунул ее внутрь мешочка и поспешно завернул обезглавленное тело в свой плащ, крепко его перевязав. Он спрятал мешочек под палаческий фартук, вернул меч в ножны и ушел с эшафота, проталкиваясь между лощеными придворными и чинными дамами, которые, спеша намочить платки в крови мертвой королевы, превратились в рычащих зверей. Его уходу не мешали.
* * *
Действия Жана Ромбо остались почти незамеченными. Но теперь, раскачиваясь на виселице, Жан понимал, что одна пара глаз не следила за кровавым подъемом королевской головы. Одна пара глаз все-таки проследила за тем, как шестипалая кисть перекочевала в мешочек и под фартук, а потом последовала за ней до самого перекрестка дорог в долине Луары. И тут владелец этих зорких глаз оставил Жана умирать в клетке виселицы, где его единственной надеждой на спасение стала история, которую он только что рассказал безумцу при свете заходящей луны.
Жан рассказывал, закрыв глаза, чтобы сосредоточиться. Теперь он наконец открыл их и постарался повернуть клетку так, чтобы увидеть расположившихся внизу слушателей.
– Эта жалкая тварь спит! – вскрикнул он, и у него перехватило дыхание.
Заново пережить такую историю – и напрасно? Столь слабая искра надежды теплилась в нем – и даже она теперь погасла.
«Я умру здесь. Моя клятва Анне Болейн нарушена».
Он в отчаянии смотрел на Фуггера. И тут Фуггер зашевелился. Резкое движение руки сшибло череп Феликса с кучи отбросов. По его телу стала распространяться дрожь, пока не затряслось все – руки, ноги, голова. Одним прыжком Фуггер вскочил на ноги и закружился. А изо рта у него рвались крики: слова на множестве разных языков, вопли, стоны, невнятица.