Именно тогда она первый раз заговорила с матерью о том, что хочет стать ученицей мага, впервые после выплеска добравшись до дома на своих, хоть и трясущихся, двоих. Конечно, Марисса и слушать не захотела – ведь при таком раскладе все её мечты шли прахом, и первый серьёзный разговор дочери с материю закончился первым серьёзным скандалом с битьем посуды (со стороны матери) и все-таки прорвавшемся выплеске и сгоревшем обеденном столе (со стороны неблагодарной дочери). В тот раз дочь выхаживал Молчун, укоризненно сверкая очами из-под кустистых бровей то на беспомощную дочь, то на пылающую благородным гневом жену.
А теперь вот ЭТО, будь оно неладно…
Джу устроила походную постель из мягкого мха под корнями уже такого родного старого дерева и усмехнулась, глядя на звёздное небо, перечёркнутое корявыми ветвями лесного исполина. Как она ловко провернул свой побег – душа радуется. Сделала вид, что дала себя уговорить, в карету села, а когда в лес заехали – дала волю чувствам. Весь гнев на старого развратника графа, на склочную самодуру Мариссу, на тупых исполнителей графской воли выплеснулся без остатка в мощном выплеске, спалившем карету. И пока эти идиоты бестолково метались в попытках потушить факел, тихонько откатилась в кустики около дороги – бежать сил на было. Если честно, даже просто оставаться в сознании сил не нашлось. Графовы прихвостни даже искать её не стали – решили, что заживо сгорела, оседлали лошадей и только их и видели. Вот дурни, даже не проверили остов кареты на предмет останков невинно убиенной невесты. А так им и надо – думать надо, к кому на службу идёшь.
Лорд Корбин
– Убью, зарежу и закопаю.
Маг говорил совершенно спокойно – чувствовалось, что гнев свой он давно уже выплеснул и теперь просто выговаривается, снимая раздражение. Лик его совершенно не боялся, впрочем, не боялся он графа никогда – ни сейчас, ни раньше, когда они вместе шли в атаку и Корбин, совсем еще молодой тогда, с какой-то злорадной усмешкой на бесстрастном обычно лице рубил в лапшу противников вдвое старше и вдесятеро опытней, ни в минуты, когда маг был обуян гневом. Слишком хорошо знал Лик старого товарища и прекрасно понимал: никогда тот не поднимет руку на человека, которого считает членом семьи и уважает. Холуев – да, ни в грош не ставит, их жизнь для него стоит не больше, чем жизнь какой-нибудь лягушки (хотя лягушек, кстати, маг бережет – полезными животными считает), но за своих он готов в огонь и в воду. Да, характер у Корбина не сахар, может вспылить, наговорить всякого – и извинится потом, причем совершенно искренне. Такой уж у него характер – бешеный, вспыльчивый, скрытый до поры за маской ледяного презрения к окружающим. Но есть грань, которую маг не переступал никогда, и поэтому Лик не боялся его совершенно. Хотя Лик – это ведь тоже для своих, уже давно он виконт Ликтер ля'Пласса – постарался старый друг, выбил у короля титул, говорят, чуть ли не с ножом к горлу подступал. Лик, кстати, допускал, что и вправду с ножом – если прежних королей маг уважал, то нынешнего, внука того, при котором они оба начинали службу, как-то не очень.