Не все нам удается. Не разжившись опытом, который помог бы справиться с недоуменными вопросами, я продолжаю верить в телекомментарий, который окажется футболу по росту, а не недомерком.
* * *
Наш льнущий к асфальту низкий «шевроле» режет с посвистом тугой накаленный воздух. Время к полудню, и жару чувствуешь по тому, как густеет пространство. Дышишь кондиционированным холодком, но знаешь: стоит открыть дверцу, ударит горячая волна и вдох потребует усилий. Катить бы и катить в искусственной прохладе до самого Мехико, а мы поглядываем то на часы, то по сторонам и выбираем, где бы остановиться. Ровно в двенадцать телевидение будет транслировать матч Польша – Шотландия, и нам совершенно необходимо его увидеть.
Для далекого от футбола человека это чушь: посередине Мексики, в разгар жары тормозить из-за того, что где-то начнут гонять мяч девятнадцатилетние ребята, юниоры, непонятно зачем перелетевшие ради этого океан, как будто нельзя было найти стадиона поближе, в Европе.
Футбол благоразумен. Он подкреплен финансовыми расчетами, ничто не делается из благих пожеланий, на глазок, согласно фантазиям и выдумкам. Есть деньги, есть и футбол, а есть футбол, есть и деньги, связь крепкая. В трюмах футбола – бухгалтерия, счетные машины, гарантийные письма, обязательства, договоры, контракты, взносы меценатов и выплаты участникам. Он насквозь деловой, большой футбол, стоит на ногах твердо. И способен позволить себе собрать юнцов в Мексике, чтобы они разыграли свой чемпионат мира.
Игорь сбросил скорость, «шевроле» крадется вдоль кювета, мимо измученных жарой, скрюченных, редколистных деревьев, за которыми легонькие, тонкостенные, хрупкие, высушенные домики, пестро раскрашенные, вопящие о себе рекламными надписями, четкими, как прописи в букваре, которые невозможно не повторить про себя проезжающему. Мы ищем ресторанчик с телевизионной антенной. Машина сползает вбок, шуршит по гравию и утыкается в терраску. То, что требуется: зал пуст, на стене под потолком подвешен телевизор. Из двери на крылечко выскользнула скуластая девчушка с прямыми черными волосами в желтом фартуке, готовая принять заказ.
Игорь вступил с ней в переговоры об обеде, а я выбираю стол и устанавливаю два стула так, чтобы нам было хорошо видно. Где мы – неизвестно, придорожный ресторанчик без названия, не помечен на схеме, для нас он совпал с полднем, с началом трансляции футбола.
Ресторанчик, как видно, не избалован посетителями и сам не собирается их баловать. Скатерть стелят со свежими пятнами, посуда, ножи и вилки разномастные. Что на металлическом блюде, Игорю известно, а мне – нет, и я полон подозрительности. Знакомы только маисовые лепешки, серые, пресные, на взгляд – глинистые, с непривычки кажущиеся непроворотно тяжелыми, а когда пообвыкнешь, соблазнительные теми же самыми пресностью и тяжестью, в которых обнаруживаешь привкус чего-то простого и древнего, чему можно довериться, с чем не пропадешь. Я осторожно ковыряю вилкой в блюде, добываю то, что мне привычно – ломтики помидоров, огурцов, рис и согласно киваю на уговоры Игоря: «Не бойтесь, я с ней все обговорил, это вполне съедобно». Тут как нельзя кстати на экране возникли контуры стадиона, был сделан первый удар по мячу, и я получил право положить вилку и углубиться в созерцание футбола, время от времени отламывая кусочки лепешки и прихлебывая чаек, припасенный Игорем в термосе.