Севке стало вдруг тошно.
Почему-то он мог думать сейчас только о том, что не сказал Шубе спасибо за блестящий заезд, не помог ей выпутаться из сложной ситуации, не предложил денег на ремонт машины и ещё о тысяче «не», которых он не сказал и не сделал…
Фокин выскользнул из гостиной, спустился на первый этаж и вышел на улицу.
Сверху улюлюкал и свистел Вася, подначивая троицу, устроившую глупую возню возле голубой «аудюхи».
– Эй, мадам! – кричал Вася. – Запомните, я беру взятки только красными «Хаммерами» и трёхэтажными виллами в Калифорнии, бывшими в употреблении у голливудских звёзд! Неужели вы этого не знали?! Александр Петрович, поберегите зубы, отпустите ручку, на хрена вам сдалась эта дверь! Она же в конце концов не бриллиантовая!
Не обращая ни на кого внимания, Севка перепрыгнул через пару клумб и выскочил за калитку.
* * *
Ночь была тиха и роскошна как красотка в соку.
Тёплый ветер трепал Севке волосы, еле слышно шелестел густой листвой и заигрывал с флюгерами на крышах.
Фокин, не торопясь, шел по дороге, раздумывая, разбудить Шубу звонком, или не стоит этого делать вторую ночь подряд.
Наконец, он решился.
– Дрыхнешь? – не нашёл ничего лучшего спросить он.
– Дрыхну, – вздохнула Шуба, хотя по голосу было слышно, что она не спала ни секунды.
– Я хотел извиниться, – выпалил Севка.
– За что?
– Просто извиниться и всё.
– Ну хорошо. Я принимаю твои извинения.
– А ещё я хотел сказать спасибо.
– За что?
– Просто сказать спасибо и всё.
– Ну… пожалуйста.
– Я хотел предложить тебе денег.
– За что?!
– Просто предложить и всё.
– Слушай, если ты паришься из-за машины, то не надо. Это моя машина, и я никому ничего не должна.
– Твоя?! – поразился Севка. – «Астон Мартин» – твоя машина?!
– Да. Она практически не пострадала, только двери поцарапаны.
– А как же… – Севка не мог поверить, что у Шубы есть от него какие-то тайны, какая-то своя, личная, неизвестная ему жизнь и какие-то сумасшедшие деньги, которых хватает на такие машины… Или это чей-то подарок?.. Или…
Откуда у неё ТАКАЯ машина?!
У бедной бессеребренницы Шурки Шубиной, которая никогда не гналась за красивой жизнью?
– А как же знакомый, который тебе её одолжил? – дрогнувшим голосом спросил Фокин.
– Никак. Я наврала про знакомого.
– Зачем? Мы же друзья…
– Я должна иногда врать, чтобы чувствовать себя женщиной!
– Кем?! Кем ты должна себя чувствовать?
Шуба нажала отбой. Впервые за всё время общения с ней, она отключилась, не попрощавшись.
Наверное, у неё кто-то есть, тоскливо подумал Фокин, с удивлением обнаружив в своём сердце обиду и злость.
Кто-то богатенький. Страшненький. Лет семидесяти семи с половиной.