Телефон разрывался в кармане, звонила Шуба, но у Фокина не было ни сил, ни времени что-то ей объяснять.
Он ворвался в отделение, но ни взятки, ни уговоры, ни проклятия, ни угрозы не помогли ему добиться свидания с папаней и проникнуть в подвал, где находился ИВС.
– Я Фокин! – орал Фокин в лицо краснорылому капитану. – Меня весь город знает с самой наилучшей стороны!!
– Фокин, Мокин, мне наплевать, – бубнил капитан. – Я сказал, не положено, значит – не положено.
Севка уже приготовился сделать отчаянный рывок в сторону подвала, и хоть двумя словами успеть перекинуться с папаней, прежде чем ему скрутят руки и упекут на пятнадцать суток, но тут к будке дежурного подошёл подполковник ростом под потолок и, отдав Севке честь, спросил:
– Вы Фокин?
– Я Фокин! – по инерции проорал Севка. – Меня весь город знает с самой наилучшей сторо…
– Он Фокин, – подтвердил краснорылый, – хотя я не проверял.
– Уважаемый Фокин, – подполковник взял Севку под руку и притянул к себе, – хоть это и идёт вразрез со всеми правилами, я пропущу вас к отцу. Но только из уважения к Драме Ивановне!
– К кому? – не понял Севка.
– К вашей секретарше. Очень заслуженная женщина. Я с её племянником на горных козлов с вертолёта охотился. Она мне позвонила и попросила организовать своему шефу свидание с папой.
– Позвольте, но… – Севка развёл руками не в силах понять, как эта чокнутая мисс Пицунда могла догадаться, где он и что ему надо. – Скажите, а за что папаню посадили?
– Вот у папани и спросите. Идите, идите, пока я не передумал, – подтолкнул Севку к лестнице подполковник. – У вас ровно четыре с половиной минуты! Я все уставы к чёрту нарушаю!
– Меня в городе знают с наилучшей стороны! – пробормотал Севка, бросившись вниз по лестнице.
* * *
Генрих Генрихович сидел за решёткой как старый, измученный, грязный тигр.
У Севки на пару секунд замерло сердце, когда он увидел, как папаня сидит на краю нар, сцепив между колен натруженные, с въевшейся землёй руки и бессмысленно смотрит в одну точку.
– Папаня! – ринулся Севка к решётке.
– Севун? – удивился папаня. – Ты тут как очутился?
– Почему ты не позвонил? – потряс Севка решётку. – Почему не сообщил, что с тобой случилось?!
– А чего зря звонить-то? – Пожав плечами, Фокин-старший подошёл к Севке и через прутья наградил его щелчком по носу. – Ну, посадили и посадили. Не убили же. Кормят сносно, только вот беспорядки в Риме, заразы, отметить не дают.
– А отчего там беспорядки-то? – всхлипнул Севка, чувствуя, что слёзы готовы брызнуть из глаз.
– Антиглобалисты бузят. Слушай, у тебя есть, чем эту бузу сбрызнуть? – Папаня щёлкнул себя по подбородку, и тоска в его глазах сменилась надеждой.