Алекс стоял возле перил и романтично смотрел на звёзды.
– Что ты в ней нашёл? – пихнул его Севка в грудь. – Она же… страшная!
– Козёл ты, – поймал его за руку Алекс. – Александра – красавица.
– Скажи, тебе нужны её деньги? – Севка с трудом вырвал руку.
– Я докажу, что это не так, – спокойно ответил жених.
Его выдержка и самообладание так взбесили Фокина, что он не выдержал и вмазал ему под дых. Пресс оказался железным, Алекс только тихонько крякнул, но устоял.
– На твоём месте я бы тоже меня ударил, – невозмутимо сказал он. – Но если ты хочешь приходить в этот дом, мы должны подружиться.
– Я никогда не стану прошлым для Шубы, слышишь?! – сквозь зубы процедил Севка. – Ни-ког-да!
В кармане завибрировал мобильный и, чтобы показать, что он тоже спокоен, Севка ответил на звонок подчёркнуто вежливо:
– Я вас слушаю.
Адвокат Женя Данилов взволнованно что-то сказал и потом повторил это три раза, чтобы до Фокина дошёл смысл сказанного.
– Что?! Что происходит?! – На балкон прибежала Шуба и начала трясти за плечо побелевшего Севку. – Почему ты молчишь?!
– Папаня в изоляторе повесился, – тихо ответил Фокин.
* * *
– Да в морге ваш Фокин! В морге! – твердил дежурный мент с погонами младшего лейтенанта, но ни потрясти его за грудки, ни дать в морду, не было никакой возможности, потому что это было здание РОВД, да и сил никаких не осталось.
Васька Лаврухин, примчавшийся через десять минут после того, как ему позвонила Шуба, заорал на младшего лейтенанта:
– Я же говорю тебе, Панков, есть сведения, что Фокина откачали и увезли в лазарет!
– Так и валите в лазарет, что вы ко мне привязались? – оскорбился Панков. – А я говорю, что бомж этот кладбищенский – в морге!
Лаврухин схватил за руку Шубу, и потащил её к машине.
Севка пошёл за ними.
Через десять минут они сидели в приёмном покое больницы.
– Да, привезли Фокина, жив ваш папаша, – кивнул дежурный врач. – В реанимации он лежит. Плохой совсем.
– Попрощаться пустите? – спросил будто бы не сам Севка, а кто-то за него озвучил его мысли. Он вообще будто видел себя со стороны – маленького, щуплого, всклоченного, несчастного и потерянного…
Кажется, когда умирают, видят себя со стороны.
– Не положено свиданий, – вздохнул врач, но, подумав, добавил: – Хотя… уж больно тяжёлый больной, давайте попробуем договориться.
Лаврухин с дежурным врачом куда-то ушли.
Шуба села рядом с Севкой на пластиковую скамеечку и, обняв его за плечи, прижалась к нему.
– Ну живой же! – зашептала она. – Пусть в реанимации, но живой! Твой папаня сильный, он выкарабкается!
– Не мог он в петлю полезть, – давясь слезами, пробормотал Севка. – Не мог! Ты папаню не знаешь, он любит жизнь в любых её проявлениях, даже тюремных.