— Другое дело, — удовлетворенно пробурчал генерал. — Тимофеев вряд ли будет сильно напрягаться, зато Евстратов прокачает, будь спокоен. Он хоть и хмурый тип, но дело свое крепко знает. На привале зашвырну генералу «эску», попрошу, чтобы выпускал Евстратова в свободное плавание, да побыстрее.
— Не будет привала, Коля. Не забывай, кто по следам идет.
— Любишь ты вводные усложнять. — Сотников вздохнул. — Ладно, отправлю на ходу.
— А в этом я не просто сомневаюсь, Коля, я уверен, что у тебя ничего не выйдет.
— Получить же вышло!
— Не путай движения туда и обратно. Система «ниппель». Все входящие бесплатно, а исходящие — глушатся. Для зоны боевых действий — нормальный сценарий. Так что смирись, Николай Николаевич. Единственное, что мы можем отправить Тимофееву, — послание с гонцом.
— Что нереально вообще! — фыркнул Сотников.
— Вот именно, нереально, поскольку единственный, кто способен отсюда выбраться, — Барков, а он в рейде.
— Через три часа вернется.
— Если вернется. — Добрецов покачал головой. — Ты же видел, в каком он состоянии.
— И что делать?
— Не терять надежду и выбираться всем вместе.
— Э-эх, грехи наши тяжкие! Вот так всю жизнь: то облом, то бурелом. Скорей бы на пенсию, что ли…
Москва, 14 сентября
Погода испортилась ближе к полудню. Сначала сменился ветер, а чуть позже зарядил мелкий дождик. К финалу рабочего дня на улице стало окончательно неуютно. Выбираться из машины решительно не хотелось, но пришлось. Рядом с «Маздой» Евстратова припарковались две большие черные «Ауди», и полковник понял, что просьба о встрече, отправленная по запасной линии связи, не осталась без внимания высокого начальства. За тонировкой было не рассмотреть, кто приехал на «тайную вечерю», но, судя по машинам, кто-то особо важный. Может быть, сам Тимофеев, начальник УФСБ по Москве.
Евстратов выбрался из машины и поднял воротник куртки. Дождь превратился в изморось. В воздухе повисла пелена мельчайшей водяной пыли, словно бы из гигантского атмосферного пульверизатора.
Задняя дверца ближайшей «Ауди» открылась, и полковник охотно сел в удобное кресло. На другом сиденье, за символическим барьером в виде широкого кожаного подлокотника, действительно расположился Тимофеев — мужчина крупный и предельно серьезный, даже суровый. Евстратов знал его лет десять и не мог припомнить ни одного случая, когда генерал позволил себе улыбку или хотя бы приветливый кивок. В отличие от прежнего начальника, Николая Николаевича Сотникова, нынешний держал на расстоянии даже особо проверенных товарищей. А уж Евстратова, вечного «мальчика для битья», хотя и целого полковника, Тимофеев вообще никогда не подпускал к своей высокой кухне ближе, чем на пушечный выстрел. Тем ценнее было оказанное генералом внимание.