Двое следующих диверсантов получили свое прямо в дверном проеме. Володя понимал, что от него не ждали такого серьезного сопротивления, и решил наглеть до конца, как на тринадцатом этапе игры «Максимальный урон». Он выпрыгнул из дота «рыбкой», подкатился под ноги ближайшему бойцу и снизу, из партера, расстрелял оставшиеся патроны. Теперь ему следовало сделать всего один отчаянный рывок — влево, до длинного ряда поддонов с разным техническим хламом. Каких-то пятнадцать шагов. А там — в узкий промежуток между бараками, вправо, вниз по лестнице, снова влево и по петляющей промоине высохшего ручья к центру лагеря. Вряд ли враги прорвались уже и туда.
«Низкий старт» получился удачным, но на десятом шаге по голеням ударило что-то тяжелое, металлическое. Будто кто-то сыграл в «городки», используя в качестве биты лом или автомат. Волк растянулся в пыли, и на него тут же насели сразу несколько человек.
— Лежать, сука! — прорычал один из диверсантов, прижимая коленом Володино лицо к земле. — Отплавал свое, Кук херов, аборигены на обед приглашают…
Послышался щелчок и шипение эфира.
— Жора, мы его взяли…
— Общий отход… — ответил голос из приемопередатчика.
На руках и ногах Волка защелкнулись оковы, а в шею воткнулось что-то острое — скорее всего, игла. Володя почувствовал, как тело наливается свинцовой тяжестью, а сознание тонет в глубоком, медленном водовороте непроглядной темноты. Почти такой же, как была под Зубаревкой или в том рухнувшем лифте…
…Где бродит душа во время сна? Кто знает? Является ли сном беспамятство? Тоже как посмотреть. Ясно одно: пока ты не очнулся, боли нет. Это, конечно, не совсем так. Она есть, как палящее солнце за горизонтом. Но, пока не уйдет ночь, жар светила вспоминается как что-то отвлеченное. Так и с болью. Пока она где-то за гранью реальности, ее нет. Но стоит наступить «рассвету», она возвращается. Веки дрогнули, и сквозь щелочки между ресницами проник свет. Тусклый, желтый, явно не дневной. Но головная боль отреагировала. Она набросилась голодным зверем и впилась длинными тупыми зубами в череп. Веки сомкнулись, но это никого не обмануло. Ни боль, ни сидевшего напротив кровати человека.
— Антидот на столике…
Голос показался знакомым. Володя сосредоточился, и его едва не парализовало от нового приступа жгучей боли. Этот человек дал диверсантам команду отходить. А еще… а еще он напоминал… кого?
«…Это бесшумный пистолет…»
Точно. Георгий, федерал. Или, как их иногда называли до катастрофы, — «чекист». Помнится, Игорь, будь он неладен, просветил…
— С мышьяком? — Волк наконец пересилил себя и открыл глаза.