А проснулся я в раю. Все было белое, и ласковый ангел склонился надо мной, лежащем на облаке, и спросил, знаю ли я, где я. Я кивнул, и ангел объяснил, что кое-кто хочет со мной поговорить, но спешки нет, он может подождать. Да, подумал я, он может подождать. Потому что, как только он услышит, что я сделал, он тут же выкинет меня отсюда, из всей этой мягкой, роскошной белизны, в кузнечный цех, в плавильную печь, в вечную кислотную ванну моих грехов.
Закрыв глаза, я прошептал, что не хочу, чтобы сейчас меня беспокоили.
Ангел понимающе кивнул, поплотнее укрыл меня облаком и ушел, стуча деревянными подошвами сабо. Прежде чем за ангелом закрылась дверь, до меня донесся гул голосов из коридора.
Я пощупал повязку на шее. В памяти всплыли какие-то отрывочные картинки. Лицо высокого тощего мужчины надо мной, заднее сиденье машины, мчащей на полной скорости по петляющей дороге, какие-то двое в белых халатах, перекладывающие меня на носилки. Душ. Я лежал под душем! В теплой, чудесной воде, пока снова не вырубился.
Мне снова захотелось туда, но мозг подсказывал, что эта роскошь была преходящей, что песок все еще бежит в часах, земной шар по-прежнему вращается, а ход событий не остановим. Они просто замедлились, решив взять передышку.
Думай!
Конечно, думать — это мучительно, куда проще махнуть на все рукой, сдаться и прекратить бунт против судьбы и силы ее тяжести. Но только есть что-то раздражающее в этом пошлом, тупом ходе событий, от которого человек в конце концов стервенеет.
И тогда начинает думать.
Что встречи со мной ожидает Клас Грааф — исключено, но это вполне может быть полиция. Я взглянул на часы. Восемь утра. Если полиция уже успела обнаружить труп Синдре О и заподозрила меня в убийстве, то маловероятно, что они послали только одного человека, который к тому же скромно сидит и дожидается в коридоре. Скорее всего, это обычный дознаватель, он просто хочет задать вопросы о том, что случилось; наверное, все дело в тракторе, брошенном посреди дороги, наверное… Наверное, я успокаиваю себя, надеясь, что это полиция. Наверное, с меня хватит, наверное, единственное, что мне осталось, — это спасать собственную жизнь, наверное, мне надо рассказать им все как есть. Я лежал, прислушиваясь к ощущениям. И ощутил, как смех, пузырясь, поднимается изнутри. ЭТО ПОТРЯСАЮЩЕ!
И тут дверь открылась, до моего слуха донеслись звуки из коридора, и вошел мужчина в белом халате. Прищурился над папкой.
— Собачка покусала? — спросил он и, подняв голову, посмотрел на меня, улыбаясь.