Наконец прибывают. Сафронов, махнув на прощание рукой, исчезает в глубине здания. Хохол-старлей ведет десантников вверх по лестнице.
На складе приказано сменить форму. Усатый старшина приносит груду штанов и гимнастерок — все старое, застиранное, выгоревшее на солнце. Прорехи, дыры; не хватает половины пуговиц. Бисеров, подумав, надевает гимнастерку их самых ношеных, но зато аккуратно заштопанную. В тон подбирает остальное обмундирование. Затягивается ремнем. Меряет сапоги — кстати, тоже не новые. Добровольцы, ага.
Где же?.. Старшина больше не приходит. Бисеров чувствует себя странно — без нашивок и петлиц. Какое у него звание? Какие войска?
— Без знаков различия, — говорит Филипенко. — Привыкайте. Документы и награды потом сдадите мне — под роспись.
Старлей уходит. Тишина.
Десантники переглядываются, но никто не решается озвучить первым. Почему-то смотрят на Бисерова. Тогда сержант говорит:
— Мы, что — штрафники?
Все почему-то чувствуют облегчение. Хоть какая-то определенность.
Только разжалованные носят форму без нашивок. Вполне логично. Но и это предположение оказывается ошибочным, когда Бисеров обнаруживает на пилотке звездочку. И на остальных пилотках тоже.
Бля, думает сержант. А я ведь почти догадался.
2005
— Это мальчик, — обижается Гуля. Как можно спутать? — думает она. Девочки же совсем другие.
— Такой красивенький, — не сдается бабуся. Георгий нахохлился и смотрит с подозрением. Щеки как у хомяка, раскраснелись на морозе. Глаза голубые, брови нахмурены. Вылитый папа.
«Женщины после двадцати семи похожи на Маугли. Почему? Потому что они так же способны жить в браке, как Маугли — среди людей».
Пожалуй, думает Айгуль, за эти слова я злюсь на твоего папу больше всего. Слишком они похожи на правду.
Владлен вообразил себя человеком — и ушел.
Осталась маугли. С человечком на руках.
Айгуль вдруг словно что-то толкнуло в спину. Она повернулась. Моргнула. Показалось, нет? На мосту ей почудился человек в военной форме — как из старого фильма. Несмотря на холод, с непокрытой русой головой. Дыхание окутало человека кисейным облаком.
— Бомжей развелось! — говорит бабуся. — Прости господи.
????
— Какой год?! — орет Бисеров. — Какой, нахрен, сейчас год?!
Сержанта с трудом удерживают вчетвером. У Бисерова темпоральный шок, хотя он и слов-то таких не знает. Ничего, думает Филипенко, скоро оклемается. Мне нужен этот чертов две тыщи пятый год. Мне он позарез нужен.
— Спокойно, — говорит Филипенко. — Спокойно, боец. Сорок первый. Ты дома. Что видел?
— Женщину видел, — говорит Бисеров. — С коляской. Только она, кажется, меня испугалась.