— Что пьем? — В открытую дверь заглянула раскрасневшаяся физиономия Калудкина.
— Всё пьем, — обреченно вздохнул я, распечатывая очередную бутылку.
— Это правильно. Это по-нашему. — Не дожидаясь приглашения, Калудкин вошел и шлепнулся на хлипкую гостиничную койку рядом с Силюгиным. — Наливай.
Я щедро разлил коньяк по стаканам и скатерти.
— Эх, за ногу твою и об угол. — Калудкин укоризненно покачал головой и сгреб посудину своей огромной лапищей. — Экономней надо быть, бережливей.
— Молодой еще. — Силюгин, мой давний друг и сосед по номеру, снисходительно улыбнулся.
Наш гость попытался встать, но земля вертелась слишком быстро.
— А хрен с ним. Будем пить сидя. Ну, за отсутствующих здесь дам.
Он выпил и поморщился. Коньяк был лучше, чем мог быть, но все-таки хуже, чем хотелось бы. Я виновато пожал плечами.
— Уж перед смертью мог бы хорошим продуктом коллег угостить. — Он, видимо, посчитал шутку смешной и громко заржал. Знал ведь, сволочь, что книга моя предыдущая не слишком удачной получилась.
Тьфу ты! Суеверные все стали. Никто теперь не скажет «последняя книга», только «очередная» или, в крайнем случае, «предыдущая». Сглазить боимся.
— Я еще тебя переживу. Меня если и пустят в расход, так не раньше будущего года, — огрызнулся я и залпом осушил стакан.
Силюгин сидел молча и грыз фильтр незажженной сигареты. Вот кому точно нечего было бояться. Читатели его любят.
Калудкин грохнул стакан на стол.