И продолжал молчать.
— Эй, ты! — Его голос начал дрожать. — Если ты все еще там, говори со мной! Неужели это так трудно?
— Я здесь, — ответил я. — Мне только что пришла в голову мысль, что ты выстрелил шесть раз. Я думал, что ты сбережешь одну пулю для себя — скоро она понадобится тебе. Впрочем, в магазине может быть восемь патронов или у тебя есть запасная обойма.
Теперь замолчал он. Затем послышалось:
— Что ты хочешь со мной сделать?
— Думаю, ты уже догадался, — сказал я. — Я потратил тридцать шесть часов на то, чтобы вырыть самую длинную в мире могилу, и теперь я собираюсь похоронить тебя в этом проклятом «кадиллаке».
Он все еще держал под контролем страх, казалось, вот-вот зазвучащий в его голосе. Мне хотелось, чтобы контроль был снят.
— Так ты хочешь выслушать сначала мое предложение?
— Выслушаю. Через несколько секунд. Сейчас мне нужно кое-что принести.
Я вернулся к фургону и захватил лопату.
* * *
Когда я подошел к траншее, он повторял: «Робинсон? Робинсон?» — словно человек, говорящий в молчащий телефон.
— Я здесь, — сказал я. — Давай говори. Я выслушаю тебя. А когда кончишь, у меня может возникнуть встречное предложение.
Когда он заговорил, голос его стал более оживленным. Если я упомянул о встречном предложении, значит, речь идет о компромиссе. А если я заговорил о компромиссе, то он, считай, уже наполовину выбрался из могилы.
— Я предлагаю тебе миллион долларов за то, чтобы ты вытащил меня отсюда. Но не менее важно…
Я швырнул на крышу багажника полную лопату песка с гравием. Камни застучали по заднему окну. Песок посыпался в щель на крышке багажника.
— Что ты делаешь? — В его голосе звучала тревога.
— Лень — мать всех пороков, — заметил я. — Вот и решил заниматься делом, пока слушаю.
Я захватил еще лопату песка и высыпал его на багажник. Теперь Долан говорил быстрее, и голос звучал более настойчиво:
— Миллион долларов и моя личная гарантия, что никто тебя и пальцем не тронет… Ни я, ни мои люди — никто.
Руки у меня перестали болеть. Просто поразительно, хотя я непрерывно работал лопатой. Прошло не больше пяти минут, и задняя часть «кадиллака» была засыпана вровень с дорогой. Засыпать яму, даже работая вручную, куда легче, чем рыть ее.
Я сделал передышку и оперся на лопату.
— Продолжай, чего замолчал?
— Слушай, это безумие, — сказал он, и теперь я услышал в его голосе панические нотки. — Я хочу сказать, ты сошел с ума.
— В этом ты совершенно прав, — согласился я и принялся ритмично работать лопатой.
Он продержался дольше, чем мог, по моему мнению, продержаться любой другой, — уговаривал, умолял, просил, взывал к разуму. И все-таки его речь становилась все более беспорядочной и бессвязной, по мере того как новые порции грунта сыпались на крышу «кадиллака». Один раз открылась задняя дверца и уперлась в земляную стену траншеи. Я увидел, как показалась волосатая кисть с большим перстнем-рубином на безымянном пальце. И тут же высыпал туда четыре полные лопаты грунта. Послышались ругательства, и дверца захлопнулась. Вскоре после этого он сломался окончательно. Думаю, его доконали звуки непрерывно сыпавшегося на крышу автомобиля грунта. Да, конечно. Шум сыплющейся земли отдавался внутри «кадиллака» очень громко. Песок и гравий падали на крышу машины и сыпались вдоль бортов. Долан понял наконец, что он сидит в восьмицилиндровом, обитом бархатом гробу с электронным зажиганием.