— Этого в понятые брать нельзя. Убогий. — Он покрутил пальцем у виска и вздохнул. — Подождём. Сейчас должен товарищ Сазонкин прибыть.
Бугаев хотел было порасспросить управдома, но в это время хлопнула дверь парадной, послышались энергичные шаги, и на лестнице показался Сазонкин. Он совсем не удивился, увидев Бугаева, деловито поздоровался со всеми за руку и спросил управдома:
— Алексей Алексеевич, а слесарь?
— Должен в тринадцать ноль-ноль прибыть, — сказал управдом и посмотрел на часы. — Ещё две минуты…
«Морская косточка, — подумал Бугаев. — Симпатяга дед».
И действительно, внизу снова хлопнула дверь. Пришёл молоденький паренёк с чемоданчиком. Удивлённо посмотрел на целую толпу собравшихся перед дверьми квартиры. Спросил:
— Чего делать-то, Алексей Алексеевич?
— Что товарищ скажет, — кивнул управдом на Сазонкина.
9
Когда Корнилов, вызванный звонком Бугаева, приехал на Петроградскую, дверь в квартиру художника была уже открыта. Подполковника встретил сотрудник районного управления внутренних дел Сазонкин, провёл в комнату. На огромной тахте восседали старик и молодая женщина, а Бугаев стоял у маленького письменного стола и листал какой-то толстый альбом. Первое, что бросилось в глаза Корнилову в этой огромной светлой комнате, — большое неоконченное полотно на мольберте. Как раз напротив дверей. Безбрежная белая равнина, сливающаяся на горизонте с белесым холодным небом. Слева два утонувших в сугробах домика, кусты сирени с прихваченными морозом зелёными листочками и небольшой дубок поодаль, ярко-жёлтый, словно вызов холодам и метели. А среди снегов — крошечная фигурка человека, уходящего вдаль, к горизонту, по ещё не обозначенной художником дороге. От картины веяло холодом.
— Товарищ подполковник, смотрите, — Бугаев протянул Корнилову две фотографии — ту, что была сделана с мёртвого лыжника, и другую, видимо найденную в альбоме. Но подполковник и так всё понял: на стене среди других картин висел, наверно, автопортрет художника. Корнилов сразу узнал в изображённом на нём человеке убитого лыжника. Узнал по чуть утолщённому переносью и косой морщинке, перечеркнувшей лоб, будто глубокий шрам. Художник смотрел пристально, с вызовом. На втором плане, за его спиной, в хрустальной вазе стояло несколько веток спелой рябины. Картина была яркая, какая-то торжественная, насыщенных тонов. Широкие, рельефные мазки.
— Значит, правильно предположил Юрий Евгеньевич. Убитый — художник?
Бугаев кивнул:
— Тельман Алексеев! Странное имя, да?
— Странное. А как нашли адрес?
— Да вот так совпало, товарищ подполковник, — развёл руками Бугаев. — Я ведь сюда, в квартиру напротив, привёз вашего психа. — Корнилов посмотрел на Бугаева сердито, тот осёкся и оглянулся на прислушивающихся к разговору понятых. — Гусельников стал рассказывать про соседа-художника. А я же вчера весь этот район перепахал. Автобусный билетик-то! Ну вот и поинтересовался. Пошёл искать управдома, а он уже из районного управления гостей ждёт. Встретились с товарищем Сазонкиным у дверей.