— И близко к столу не пущу, — засмеялась Марина. — От одного карболкой несет, другой весь в мазуте. А ну марш в баню!
Марина сдвинула брови, словно рассердилась, но Алешка знал, что все это одно притворство. Была Марина чем-то похожа на его мать — такая же хлопотливая и веселая. Вспомнил Алешка о матери, насупился. А Марина, будто поняла его, подошла и погладила по голове.
— Ты что это такой сердитый, Алешенька? Господи, да у тебя в волосах целый пуд грязи! Петя, остриги его сейчас же! Чтобы я этих волос больше не видела.
Алешку усадили на табурет. Накинула Марина на его плечи полотенце, и началась стрижка. Алешке очень хотелось, чтобы Митрич оставил челочку, но сказать об этом он не решился. Однако Митрич и сам догадался, оставил чубик, как полагается. Взглянул Алешка в зеркало и едва себя узнал: голова белая и кажется большой, как котел.
— Вот это дело! — Марина провела по Алешкиному затылку рукой против волос. — Хоть куда парень.
Потом Марина быстро собрала белье. Алешке завернула новые трусы и рубаху. Сама проводила до бани. Зашла в мыльню, плеснула воды на камни и открыла дверь:
— Пускай угар выйдет, потом зайдете. Веник в корытце лежит. — И ушла.
Митрич посадил Алешку на полок, окатил горячей водой и начал мылить. Обгоревшая Алешкина кожа слезала с тела целыми пластами.
— Комары-то дают знать? — спросил Митрич, глядя на расчесанные Алешкины ноги.
— Хватает, — сказал Алешка. — Они и в шалаш лезут, собаки.
Трет Митрич Алешку мочалкой, а про себя думает, что парень за все лето в бане-то, наверное, первый раз. Видно, никому и в голову не приходило отмыть парня.
— Дядя Петя, давай я тебе спину потру.
— Погоди, Алешка, сначала твою спину отшлифуем. Грязи на тебе накопилось — хоть возами вози.
Сполоснул Митрич Алешку теплой водой. Алешка слез с полков и принялся тереть спину Митричу.
— Теперь давай попаримся. — Митрич плеснул ковш воды на раскаленные камни.
Паром пыхнула каменка. От жары Алешка присел на пол. Митрича на полках еле видно сквозь плотный туман. Втащил Митрич Алешку на полок и принялся обрабатывать веником. От шлепков веника приятно зудит кожа. А Митрич хлещет — только успевай поворачиваться. Живого места не осталось на Алешке. Тело вспыхнуло, закраснелось, будто ошпаренное.
Не стало больше у Алешки терпения. Спрыгнул с полков — и бегом наружу. Выскочил в предбанник. В приоткрытую дверь тянет легкий сквознячок, обдает прохладой горящее тело. Ф-фу, хорошо!
Вернулся Алешка в чистых, шелестящих трусиках, а на стуле лежат новые брюки и гимнастерка, на полу стоят новенькие сандалии.