Молчание вернулось в комнату Уильяма Т. Перкинса незваным гостем. Он покачал медленно головой.
— Нет. Даже Минни не сказал. Да Эллен и не захотела бы. Отрезанный ломоть. Не желала, чтобы мы ей помогали.
Сколько же раз за последние двадцать восемь лет старик повторял себе это, подумала Тина. Оставил дочь в беде и нашел оправдание. Слабое, конечно, но другого у него не было. Как не было других оправданий и у самой Тины, оставившей в беде мужа.
Симмонс выпрямилась и заговорила. Теперь она выглядела настоящим, стопроцентным профессионалом — строгое, но без суровости, лицо, твердый, однако не жесткий тон — давала понять, что пришла сюда по делу и останется ровно столько, сколько потребуется.
— Итак, еще раз и по порядку. Посмотрим, правильно ли я все поняла. Эллен уходит из дому и связывается с нехорошей компанией. Сначала наркоманы, потом политические экстремисты. Коммунисты, анархисты и прочее. Много путешествует. Палестина, Германия. В тысяча девятьсот семидесятом году рожает ребенка. Мило. В семьдесят четвертом или семьдесят пятом отдает мальчика своей сестре Вильме и ее мужу Теодору. Они воспитывают его как собственного. Последний раз вы слышите о ней в тысяча девятьсот семьдесят девятом, когда ее арестовали за вооруженное нападение в Германии. Ее освободили?
Изложенная в сжатом варианте, история, похоже, шокировала Перкинса. Изложенная частями, она, может быть, представлялась ему обыденной, логичной, объяснимой, но когда от нее остались выстроенные в строгой последовательности сухие факты, зазвучала настолько трагически, что старик отказался в нее поверить. Такое же ошеломляющее впечатление произвела она и на Тину.
Оправившись от шока, Перкинс прошептал:
— Не знаю. Я не знаю, выпустили ее или нет. Справок не наводил. А она со мной не связывалась.
Тина расплакалась. Не к месту и не ко времени, но она ничего не могла с этим поделать. Все обернулось хуже, чем можно было представить.
Перкинс непонимающе посмотрел на нее, потом, вопросительно, на Симмонс, которая лишь качнула головой и, наклонившись, погладила Тину по спине.
— Не спешите с выводами, Тина, — шепнула она. — Может, он ничего об этом и не знает. Помните: мы лишь пытаемся добраться до правды.
Тина кивнула, как будто слова эти что-то значили, и постаралась взять себя в руки. Шмыгнула носом, вытерла глаза, несколько раз глубоко вдохнула.
— Извините, — сказала она Перкинсу.
— Ничего, дорогуша. — Старик наклонился и похлопал Тину по колену, что ей совсем не понравилось. — Мокрое дело не грешное, нюней от этого не становятся.