В отеле Симмонс провела три часа — осмотрела номер и проверила личные вещи Фицхью. Потом сфотографировала своим компактным «кэноном» оставленную им записку. Разговор с инспектором из отдела убийств, двадцать лет прослужившим в полиции и уже побывавшим в «Мэнсфилде», затянулся. Перед ней был печальный, давно расставшийся с иллюзиями человек, знавший этот город, который, если не заходился в экстазе, быстро погружался в депрессию. Прибывший позже, около девяти, представитель Компании заглянул в комнату, после чего поблагодарил Симмонс за оперативность, но дал понять, что в ее помощи здесь больше не нуждаются.
Она возвратилась в «Хайатт», уставшая, голодная, и плотно позавтракала в ресторане «Скай». Мысли снова шли по следу, проложенному собранной за предыдущие четыре дня информацией. Поднявшись в номер, она долго смотрела на снимок с Романом Угримовым и Теренсом Фицхью в Женеве, потом позвонила в Вашингтон. Сотрудница Службы иммиграции подтвердила, что некий Роман Угримов действительно прилетел в Нью-Йорк в четверг, 26 июля, и покинул страну поздно вечером в субботу, 28 июля.
Она позвонила Джорджу и попросила прислать фотографии Джима Пирсона и Максимилиана Гржибовски, помощников сенатора от Миннесоты Натана Ирвина. Часом позже снимки уже были в ее почтовом ящике.
Около четырех Симмонс приехала на Парк-Слоуп, но на этот раз не стала прятаться, а оставила машину на Гарфилд-стрит, чуть ли не у передней двери, и, нажав кнопку звонка, известила Тину Уивер, что у нее гости. В этот раз Тина пребывала в заметно лучшем настроении, возможно, еще и потому, что мусор наконец убрали и в квартире стало просторнее и светлее. Вовсе даже и неплохое местечко, чтобы скоротать воскресный вечерок.
По пути Джанет купила коробочку печенья — наградить Стефани за найденную зажигалку, — и девочка обрадовалась гостье сильнее, чем можно было ожидать. Потом они устроились на диване, Симмонс открыла лэптоп и продемонстрировала хозяйке фотографии Джима Пирсона и Максимилиана Гржибовски. Не то чтобы она совсем этого не ожидала, но все же, когда Тина покачала головой и твердо заявила, что видит этих людей впервые, ее последние надежды смела волна отчаяния.
Тина попросила рассказать о Примакове, и Симмонс, не видя причин скрывать от нее семейную тайну Мило, выложила историю без купюр. К концу повествования все трое — и рассказчица, и обе слушательницы — прониклись к Эллен смешанным чувством восхищения и ужаса. Какая женщина! Какая жизнь!
— Господи, — покачала головой Тина, — это так рок-н-ролльно.