Кроме того, последние дни казалось, что драгоценное время утекает песком между пальцами. И хотя нас никто не торопил, меня не покидала уверенность – долгая остановка наверняка аукнется неприятностями в пути. В конце концов, осень уже не за горами.
Заботливая Ситлали, увидев мое сердитое лицо, тут же принялась ублажать своего "господина": быстренько усадила на циновку, стащила сапоги и стала старательно разминать ноги, буквально ввинчивая свои сильные пальчики в самую нежную часть свода стопы. Приятная боль и удовольствие от растираний заставили меня сменить гнев на милость: на душу снизошло успокоение.
Дикари, а знают, как своих женщин воспитывать. Наших бы придворных прелестниц сюда – до совершеннолетия.
Я представил себе незабвенную Глорию, всю в шелках и кружеве, передо мной на коленях, массирующую своими холеными ручками натоптанные до костяных мозолей пятки, и хмыкнул.
Сто золотых не жалко за такую картину. Хотя нет, жалко. К тому же, старая интриганка или в массажное масло яд подсыплет, или незаметно отравленной булавкой оцарапает. Ну ее, гадину. С ней общаться, все равно что кобру целовать.
Эх, поеду обратно, честное слово, заберу Ситлали с собой. Пусть рядом живет, детей мне рожает, раз у нас с ней такое взаимопонимание. И деньги сэкономлю – откажусь и от любовницы и от служанки. Надо только обучить малышку готовить что-нибудь, кроме кукурузы.
Закончив массаж, Ситлали уселась передо мною на корточки и оживленно ткнула пальцем в сушеную ящерку. Она болталась у потолочной балки, подвешенная за костяную "бульбу", украшающую короткий и толстый хвост животного. Потом девушка аккуратно отвязала тушку и положила на массивный широкий камень, заменявший кухонный стол. Своеобразная форма хвоста рептилии придавала ему некоторое сходство с... очень необходимым всем мужчинам органом.
Я сидел у очага и от нечего делать наблюдал за действом, к которому приступила девушка. Сначала решил, что она готовит новое блюдо, и обрадовался.
Ничего, что ящерица, в голодные годы крестьяне Наорга не только ползучими гадами, и жареными кузнечиками не брезгуют. Мне самому, бывало, доводилось есть змей и лягушек. Даже нравилось – не всякая птица до них по вкусу дотягивает.
Ситлали развела огонь, ловко замотала вокруг хвоста рептилии свежесрезанный дикий чеснок, смочила ящерку мутной жидкостью, судя по всему, местным крепким алкоголем, и сунула прямо в огонь. Пламя охотно приняло сушеные останки, обняло их своими желтыми язычками.
Запах сжигаемой плоти мне удовольствия не доставил. Как только он добрался до моего носа, я попытался уйти. Не получилось: девушка так умоляюще заглядывала мне в лицо, просительно лопоча при этом и на всякий случай цепляясь за рукав, что пришлось остаться, мужественно терпя не только бесцельное времяпрепровождение, но и вонь, которую источало горящее тельце. А Ситлали все добавляла и добавляла дрова до тех пор, пока от маленькой ящерки не остались одни угольки.