Воин, на удивление, выглядел бодрым. Будто не провел в седле столько времени. Судя по начавшей алеть кромке горизонта, она проспала несколько часов.
— За нами кто-то идет, — сказал он. — Я еще у озера почувствовал. Хани, которая толком не сбросила с себя сон, обернулась.
— Я никого не вижу, — как-то неуверенно сказала она.
— Я тоже. Девушка не видела, скорее чувствовала, как он хмурится.
— Мы почти приехали, я должна пересесть.
Снова взобравшись на свою лошадь, Хани первым делом проверила птенца — тот спал в своей излюбленной позе, спрятав голову под крыло. Теперь, спустя год, кожа его покрылась серо-бурыми перьями, которые беспощадно лезли. Крылья по-прежнему остались маленькими, как и ноги. А тело продолжало расти и раздуваться, как бурдюк. Птенец-переросток почти всегда мелко дрожал, даже в тепле дома, у камина. Хани сама не понимала, чего ради возится с ним, но оставить не поднималась рука.
С рассветом, они подъехали к небольшому поселению. Обнесенное острым частоколом и мешками с камнем, оно укромно пряталось между холмов, в низине. Ароматы домашней горячей пищи пьянили почище молодого вина, желудок Хани тут же отозвался громким урчанием. У ворот она спешилась и попросила Арэна сделать то же.
— Кто такие? — недовольно, на общем, спросил один из дозорных — грузный мужчина, в тяжелой шапке с густым меховым ободом и увесистой дубиной, оббитой кованой шипастой лентой. Арэн всегда считал, что дубина — оружие варваров; оно тяжело и грозно, но воин с ним неповоротлив. Разглядывая дубины в руках северян, он не мог не признать очевидной пользы от острых шипов. Опустись такая на голову, та треснет, как переспевший арбуз.
— Хани, Говорящая с ветром, — представилась девушка. — Этот чужестранец — друг тех, что приехали перед нами. Мы едва не угодили в ловушку шарашей, потому разделились. И я должна поговорить с вашей Мудрой.
— Приветствуем, — бородач сделал знак своим, и заслон подняли.
Как успел заметить Арэн — гостеприимства в голосе северянина не было, равно как и дружелюбия. Но их не гнали, это главное.
За частоколом кипела торопливая деревенская жизнь. Приземистые бревенчатые домики были разбросаны без порядка, будто грибы на поляне; Арэн увидел лишь одно двухэтажное здание. Из раскрытых дверей густо валили дым и пар, серые клоки тянулись вверх и пачкали небо. Пологие крыши покрывали шапки снега, под которыми изредка мелькал будто нарочно настланный мох.
Здесь не было четких улиц, только посыпанные толченым камнем дорожки между домами. В центре расположилась жаровня, выдолбленная прямо в земле и любовно выложенная камнем. Вокруг нее, на набитых чем-то мешках, сидели пожилые женщины: кто-то дремал, пригревшись у тепла тлеющих углей, кто-то раскуривал трубку, кто-то рассказывал горстке чумазых детишек сказки. Козы и овцы расхаживали без привязи, свободно, и свободно же оставляли после себя лепешки — Арэн едва не угодил в одну из них. Еще он успел заметить, что коровы здесь были не гладкошерстными: их шкуры поросли длинной густой шерстью.