— Привет, Рэй! Привет! — сказала она, пожимая ему руку. — Бог ты мой, ну что сегодня за утро!
— Плохое? Тогда давайте выпьем чего-нибудь легенького и приятного. Чинзано? Шампанского?
— Лучше горячего шоколада.
Они заняли столик.
— Вы тоже уезжаете? — спросила она.
— Я только что забрал свой чемодан в «Сегузо». Поздновато, правда. — Он сделал заказ официанту.
— Что произошло вчера? По-моему, Эдвард говорит мне неправду.
«Да, скорее всего», — подумал Рэй.
— Он шел за мной с обломком трубы.
— С обломком чего?
— Трубы. С обломком водопроводной трубы. — Он показал руками. — Но ударить не успел. Луиджи, мой спутник-итальянец, толкнул его, он упал и повредил себе локоть.
— Это было в Кьоджи?
— Да. Судя по всему, он провел там пару ночей.
— Он говорит, вы искали его. Зачем? Что вы хотели ему сделать?
Рэй вздохнул:
— Все очень просто. Я искал его, чтобы доказать, что он жив.
— Он сумасшедший, — с жаром проговорила Инес. — Совершенно потерял рассудок. Из-за вас и своей дочери.
Рэй вспомнил, что Инес уже говорила это во время их первой встречи.
— А что случилось у вас сегодня утром? — спросил он.
Инес медленно, но выразительно пожала плечами:
— Он приехал без звонка. Но я знала, что он провел ночь в больнице. Я пыталась звонить ему туда, но там был настоящий сумасшедший дом, и мне так и не удалось поговорить с ним. А сегодня утром он просто сказал: «Я пришел за вещами». И забрал их. И потом только: «До свидания».
В ее глазах стояли слезы, но, как заметил Рэй, разрыдаться она была еще не готова.
— Надеюсь, полиция его не задержит?
— Не знаю. Он сказал мне, что уезжает в Рим. Только мне кажется, он бы сказал это в любом случае, куда бы ни уезжал на самом деле.
— А от Зордая что-нибудь слышно?
— Да, он позвонил мне после ухода Эдварда. Сказал, что… вина за все лежит на Эдварде. Сначала камень, потом этот обломок трубы. — Инес пустым взглядом смотрела прямо перед собой. — Он не верит, что Эдвард ничего не сделал вам той ночью на Лидо.
Значит, Коулмэн не сломался. Сам не зная почему, Рэй почувствовал облегчение. Потом до него дошло: он больше не злится на Коулмэна и не чувствует себя обороняющейся стороной. Теперь он скорее мог бы почувствовать к Коулмэну жалость и даже симпатию. Рэй также понял, что Коулмэн больше никогда не будет покушаться на его жизнь, так как выложился по полной программе в этот последний раз. Рэй представил себе твердого, неприступного как скала Коулмэна, упорствующего перед расспросами Зордая, и понял, что не может не восхищаться им. Коулмэн отстаивал свои убеждения, даже если эти убеждения граничили с безумием. Рэй надеялся, что самому ему больше не придется отвечать на вопросы Зордая или итальянской полиции.