…«Та-а-к, вернёмся к плутонию», — генерал открыл последнюю справку и углубился в чтение. Кое-что и о ядерном оружии, и о ядерных материалах он, конечно, знал: изучал сначала на военной кафедре в МГИМО, затем, более предметно, на курсах ускоренной спецподготовки в Псковской воздушно-десантной дивизии, куда угодил в начале 80-х в самый разгар афганской войны. Тогда на войну он не попал — Бог миловал. Зато пришлось изрядно попотеть на марш бросках, стрельбищах, тренажёрах и борцовских коврах, форсированно, с сотней таких же, как он, переводчиков с арабского и фарси, пройти курс десантной подготовки и совершить полтора десятка прыжков с Ан-2 и Ил-76. Научился стрелять, взрывать и убивать ударом ладони. На всю оставшуюся жизнь запомнил мудрое высказывание вечно пьяного врача медсанчасти: «Лишний удар о землю ещё никому здоровья не прибавлял!» Справедливость последней сентенции Антон постиг на себе: два последних ночных прыжка обернулись для него серьёзной травмой позвоночника. Что-то там сместилось и сплющилось. Потом вроде бы боль отступила. Бурные политические баталии 90-х, Чечня и тяжёлое многолетнее похмелье в развратной Москве и вовсе не располагали к лечению, хотя болезнь всё сильнее напоминала о себе, давила и терзала его кости, отзывалась мучительной бессонницей и болевыми спазмами, особенно в стылое московское межсезонье. Когда совсем опустился на дно и бомжевал, довёл себя почти до инвалидности, и лишь бегство в «Подсолнухи», посты и молитвы, бани и травы отца Досифея вкупе с ежедневными, сначала щадящими, а потом до пота, зарядками поставили его на ноги. Боль не утихала ни на минуту, но он сжился с ней, изучил её повадки, безошибочно угадывал её визиты, в какой-то мере даже был ей благодарен: она, как заноза, не позволяла ему ни на секунду утратить контроль, дисциплинировала и, может быть, служила той крепкой уздой, которой Божий Промысл однажды «взнуздал» его распущенную и разболтанную душу, чтобы… уберечь от худшего.
Антон встал, прошёлся по кабинету, машинально подтянул увесистые гири на напольных часах, сделал пару-тройку растягивающих упражнений и вернулся к чтению справки.
Итак, плутоний-238. «Редкая гадость» — кажется, так называл этот изотоп бомбового 239-го плутония полковник Алифанов, замначальника кафедры военной подготовки МГИМО, отвечавший за курс ОРП (оружие массового поражения). Полковника любили — за доброту и врождённую интеллигентность, качества, которые он сохранил даже в суровой армейской среде советского образца. На занятиях он почти не скрывал ненависти к своему предмету: описывая поражающие факторы ядерного взрыва — обычно это изображалось на реальной карте Западной Европы в виде эпицентра и концентрических кругов разного цвета, — он хмурился, кряхтел, кривил рот, вдруг ни с того ни с сего начинал глупо иронически улыбаться — в общем, вёл себя совершенно неадекватно. Когда руководство кафедры делало ему замечания, он отнекивался туманными намёками на моральные последствия своего участия в семипалатинском взрыве первой советской бомбы. Впрочем, в обычное время никаких таких особых отклонений за ним не водилось.