— Туда, — Ленни махнул рукой.
Молча послушавшись, они забились в угол, где сели на большую мойку из нержавеющей стали. На другой конец её, где была сушка для посуды, плюхнулся Ленни, так что стальной лист задрожал по всей длине. Конечно, мойка с сушкой была странным местом для отдыха, но в данных обстоятельствах стратегически это было весьма выгодно: Ленни мог видеть и Джексона, и пару в углу; те были слишком далеко, чтобы напасть, и достаточно близко, чтобы не промахнуться.
Но все это не проясняло, что задумал Ленни, приведя их сюда — или, точнее, почему он счел нужным заключить с ними союз. Крамер заметил, что, видимо, стукнулся головой сильнее, чем думал — в голове крутились только обрывки банальностей, которые, как у заключенного в камере смертников, пытались отвлечь от реальности. С этим пора кончать.
— Смотри, зад не подмочи, — любезно заметил он. Ленни нахмурился.
— Не твое дело.
— Ну, мое дело — предупредить.
— Спасибо.
— Говорить можно? Ты разрешаешь?
— Как хочешь, сыщик. Но только тихо.
— Почему?
— Чтоб не вспугнуть его.
— Джексон придет сюда?
— Наверняка.
— Выяснить, что случилось с его наемником?
— Конечно.
— Ага. А что потом?
— Мы его прикончим.
Тупость этого заявления вызвала у Крамера инстинктивное отвращение. Оно было явно не к месту, особенно если учесть, что прямо у ворот того можно было положить без проблем. Но просто больше слышать он этого не мог.
Зонди спросил напрямую:
— И нас тоже?
— Полицейских? Не смешите меня!
Но Ленни нужно было бы отрицать по убедительнее. От его минутного колебания у Крамера вскипела кровь и в голове сразу прояснилось.
Разумеется, этот мерзавец все продумал. И притом с неудовольствием приходилось констатировать, что он использовал собственную логику Крамера: Ленни зависит от их поддержки и потому делает вид, что их не тронет.
Видимо, Зонди пришел к тому же выводу, раз спросил:
— А что, если мы закричим? Что тогда? Ленни поднял пистолет на уровень глаз.
— Не стоит говорить о том, что не произойдет.
Оставалось надеяться, что положение изменится. Надежда на это исходила от дверей в столовую, откуда все ещё доносились звуки фисгармонии. Энеи Роберте, накачивавший своих пациентов возвышенными чувствами, как анестезиолог эфиром, был человеком всесторонним, — и доказательства этого были под рукой на сушке: старомодная электрическая вафельница, складная, с двумя длинными ручками, и инструменты рядом.
Ленни проследил за взглядом Крамера.
— Роберте никогда не закругляется раньше восьми, — сказал он. — Еще двадцать минут никто не двинется с места.
— Думаешь, Джексон не будет так долго ждать?