Пролежав почти два месяца в этом вагоне, я получил отпуск по болезни и отправился домой. За время болезни мои вещи оказались поделенными между моими друзьями, и до сих пор я не понимаю, как эти хорошие и дружеские люди могли так поступить.
В Севастополе на медицинской комиссии я был признан годным к строю и по распоряжению генерала Слащева должен быть отправлен в пехотный полк на Перекоп. Я же еле стоял на ногах. Пришлось, однако, явиться в штаб этого полка. Там меня вновь осмотрели и, признав совершенно больным, отправили с санитарным автомобилем в Ялту.
Попав снова домой, я был принят со всевозможным вниманием. В то время в Крыму начинался голод: не было ни хлеба, ни вообще ничего, ели хамсу маленькую рыбку, которую приготавливали во всех видах, что не меняло ее вкуса. Шутили еще тогда: «Как вы находите камсу? — Комси, комса».
Я же привез с собою немного консервов и сахарную голову, подобранную где-то на фронте. Такого лакомства никто и не ждал тогда. Как-то раз, открыв коробку с рыбными консервами, я хотел съесть немного. В это время вошел папа и попросил у меня кусочек. Я пошел за другой вилкой; папа съел два кусочка, но вдруг, положив вилку, горько заплакал.
— Что ты, папочка? Ешь, пожалуйста.
— Нет, нет, голубчик. Это для тебя. Прости мою слабость.
Так и не стал есть, и никогда ни кусочка не взял в рот.
А на Сивашах шли страшные бои. Большевики решили взять Крым во что бы то ни стало. Я, конечно, не был свидетелем, но люди, бывшие там, говорили, что красные гибли десятками тысяч.