— Это не совсем так. Ты действительно думаешь, что даже если Радван кое-что узнал о нас, то он ничего не говорил? Если даже не являлся доносчиком?
— Представим, что Радван не согласился шпионить. Делал это кто-то другой и, быть может, вел более сложную игру.
— Это не имеет значения, — сказал Павлик.
— С Аней на эту тему не разговаривал?
— Нет. Она продолжает работать в госпитале в Куйбышеве, живет спокойно. Понимает, что они должны были расстаться по тем или иным причинам. Я не собираюсь с ней разговаривать об этом.
Я видел эту девушку в Куйбышеве. Она мне понравилась. Ее роман с Радианом для нас не был тайной. Неужели он должен был закончиться трагически? Кстати, кого интересуют наши личные судьбы? Они что, имеют какое-то значение?
О Радване я говорил с полковником 3., который пригласил меня к себе после запроса Ванды по делу Рашеньского. (Я уверен, что тот знал обо мне многое.)
Это был разговор, который не забывается. Мы сидели в большом комфортабельном кабинете: глубокие, и мягкие кресла обтянуты яркой кожей, круглый металлический столик… Полковник 3. указал мне, однако, на обыкновенный стул, стоящий возле письменного стола. Сам он тоже сел на такой же стул, положил перед собой лист бумаги, но ничего не записывал.
— Вы тоже уверены в невиновности Рашеньского? — спросил полковник.
Я кивнул.
— Его участие в шпионских махинациях психологически неправдоподобно.
— Психологически, — повторил 3. — А почему же Рашеньский хотел поговорить с вами? Значит, ему была нужна встреча в гостинице «Гранд»?
— Думаете, интервью с несколькими коммунистами из Куйбышева напечатала бы лондонская пресса? — Я передернул плечами. — Наверное, хотел выработать свой собственный взгляд. Писал о нас, о Советском Союзе доброжелательно и смело, конечно в соответствии с лондонскими отношениями.
3. строго посмотрел на меня.
— А если этим он прикрывал свои истинные действия?
— Не верю, — возразил я. — Это было бы невыгодно его хозяевам. Заметки Рашеньского подтверждают его честность.
3. как будто немного смягчился.
— Никогда не известно, где кроется провокация. Я лично подозрителен, никому не верю. Вам — тоже, — слегка улыбнулся 3. — Почему вы защищаете Рашеньского?
— Он нам нужен. Если хотите сгруппировать вокруг себя честных патриотов, такие, как он, сыграют огромную роль. Я уверен, что против Рашеньского имела место провокация людей из посольства…
— Да, да, возможно. Тот, кто нас информировал… — Резко оборвав фразу, 3. посмотрел на меня, и я понял, что он сказал то, что хотел сказать. (Я испугался, вдруг подумав: «Подозревает и меня…»)