, косинеров
[54], чтобы петь легионерские песни
[55], участвовать в богослужениях, но мы ведь не переиначим Валицкого, ибо для него легионерская песня не камуфляж, не притворство, а собственная жизнь. Он знает, что мы по происхождению из тех, которые призывали к забастовкам. Когда Красная Армия шла на запад, а он воевал под Радзымином или Замосцем…
[56] Хорошо, нам сейчас по пути, но не следует давать им свободы в воспитании армии; о чем мы думаем, нам нужно говорить откровеннее. Сикорский хочет демократической Польши, и мы… Ничем та Польша не отличается, только отношением к Советскому Союзу? В этой националистически-патриотической фразеологии потеряется наше отличие. Неужели мы думаем, что лозунги революционных преобразований не могут притягивать массы?
Ванда не очень охотно включалась в дискуссии. Павлик же использовал любую возможность, чтобы высказать свои взгляды.
— Замечаю, — утверждал он, — некоторую угрожающую двойственность в наших взглядах и действиях. Думаете, нам верят, когда мы преклоняем колени во время богослужения? Никогда не забуду, как Ванда и Янка сидели всю ночь, убирая инвентарные надписи с костельных принадлежностей, полученных временно из антирелигиозного музея. Их предстояло передать ксендзу Кубшу. Бедный Кубш… Допустил смертный грех, но он, по крайней мере, верит, не притворяется и действительно переживает…
— Кончай, — сказала Ванда.
Было это во время одного из ее приездов в Селецкий военный лагерь. Собрались в большой комнате штабного барака, чтобы обсудить актуальные дела дивизии. Прибыли тогда старшие офицеры по политико-воспитательной работе, пришел Тадеуш, был приглашен и Вихерский.
— Не думаете ли вы, — продолжал Павлик, — что недостаток откровенности, открытого выражения того, о чем мы думаем, будет вредить? Боюсь цинизма, двойственности мышления, привычки создания видимости… Одна программа для избранных, другая — для масс…
— Неправда! — Ванда почти выкрикнула это. — У нас одна программа, которую мы считаем правильной. А если заглядывать в будущее…
— То только в узком кругу, — прервал Павлик.
— Нет здесь никаких противоречий. Это не цинизм. Мы представляем действительные интересы Польши.
— Действительные интересы, — медленно повторил Зигмунт. — Не замечаешь лицемерия этой фразеологии? Ее националистической подкладки?
— Не обвиняй в национализме…
— Давайте говорить о конкретных делах. — Тадеуш как бы подвел итог дискуссии.
— Есть конкретные факты, тесно связанные, — не унимался Павлик. — Хотя бы дело поручника Радвана…
— Мне казалось, — сказал Вихерский, — что все уже в порядке.